Историю мою перекроили,
Героям битв измену приписав.
Вдумаемся в строки: «и сам с собой дерусь я на дуэли… », «и слезы лью, веселюсь, пируя, и сам себя победно в плен беру я», поэт давно пребывает в тягостной скованности: «у славы и бесславия во власти», «в смятенье чувств и помыслов». Знает Гамзатовой времени лежит на мне мучительная тень», как бы отрекается от самого себя: «Спи, времени двуликое дитя!».
В прозаической книге «Мой Дагестан» поэт, вновь возвращаясь к прижизненной трагедии и посмертной славе Шамиля, признается, что тогда оказался «тенью времени». Но справедливы и упреки Поэта ко Времени, ибо:
«Благодарил и славил Коммунистическую партию, членом которой состою с 1944 года. Долго не сомневался, что впереди нас светлое будущее — коммунизм». Далее, Расул признался; «главная моя ошибка — тогдашнее отношение мое к истории своего народа, к освободительной борьбе горцев под руководством Шамиля… Писал и не сомневался, что поступаю честно.
Правда, в последующие годы, осознав совершенную ошибку, я не раз обращался к руководителям страны (Хрущев, Брежнев, Микоян, Суслов) с просьбой реабилитировать (будто бы он был репрессирован и исключен из партии!), но…
Это же прекрасно и похвально, Расул Гамзатович, что недвусмысленно признал: С политикой у меня всегда получалось не так. «Не слишком ли позднее прозрение человека, которого величали так долго «зеркалом дагестанской действительности?» уму непостижимо. Почему обо всей этой, скажем так, исповеди на заданную тему, надо было ему слова ломать голову, чтобы сказать подходящие слова, до тех пор, пока те названые «высокие руководители страны» не ушли в потусторонний мир? Ну ладно уж если…
А вот отречься от заслуженной высокой Сталинской премии (маскируя под переименованной Государственной премией) все еще в сомнении, если уж даже умолчать о премии имени Ленина (учителя-наставника, выпестовавшего того самого «двуликого и жестокого Сталина») и ордена такого же названия, а заодно и звезды «Серп и Молот» золотой чеканки — символа Героя Социалистического Труда». Быть может потому, что труд-то творческий воистину был социалистическим по содержанию и героическим по форме.
Гамзатов — поэт в общем-то неуловимо разный: и по содержательной сути, и по жанровой палитре, и по гамме с «собственным взглядом на мир».
«Жизнь — река, — грустно размышляет поэт, а он, скряга, ведущий счет дням, «мосты за моей спиной жжет» или же «катится моя арба с горы».
Как будто земля под ногами теряет былую твердость, крепчают встречные ветры, и какое-то ощущение тяжести, неуюта, сквозняков в самом себе и все склоняется к тому, чтобы поэт спасовал. Тем более, как кажется кое-кому, «его время прошло», ибо те высокие звания лауреата и почетные звания и правительственные награды, которых Гамзатов удостаивал «потеряли ценность, книги, за которые он получил Сталинскую премию, затем и Ленинскую, ныне также не представляют интереса… »
«Если меня воспринимают, как часть системы, значит, я не состоялся как поэт. Значит, надо сжечь все, что я написал, и не говорить о творческой мощи в моем лице… Есть, конечно, поэты, которые борются против политического руководства. Я никогда не боролся».
Порою мнится Гамзатову, что жизнь затеяла с ним коварную игру и неведомо ему: «в сети ли ночи, на удочке дня скоро ли время поймает меня?»
М. Веллер — Легенды Арбата (139 из 147)
Бизнесмен прикидывал, в чем прикол и можно ли сорвать больше. Партнер деловито спросил:
— А стихи где?
— В Караганде! — хором ответили поэты. — Стихи завтра. Ну так как, Руслан?
— Я не Руслан.
— То есть? А кто?
— Я Расул.
— А почему сказал — Руслан?
— Вы не расслышали.
— А чего ж не поправил?
— У нас не принято поправлять старших. Невежливо.
— Один хрен, Расул. Фамилия твоя как?
Вот так появилась на свет знаменитая некогда книга стихотворений аварца Расула Гамзатова «Высокие звезды», получившая в 1963 году Ленинскую премию, а сам Гамзатов — орден Дружбы народов и скорую мировую славу. Переводчики Яков Козловский, Яков Хелемский и Наум Гребнев стали маститыми и состоятельными, вошли в реестр поэтического мира, а националы стояли к ним в очередь со своими подстрочниками подмышкой.
Характерно, что собственные стихи под собственными именами трех достойных джентльменов успехом не пользовались по-прежнему. Точно найденный образ и имидж Поэта — великое дело.
Но и Гамзатов без них был как скрипач с губной гармошкой, в которой пацаны спичками заткнули дырочки. К его юбилею редактор аварской многотиражки в Дагестане сдуру решил сделать сюрприз. Он раздобыл аварский текст последней поэмы Гамзатова и напечатал ее во весь разворот в один день с публикацией на русском в «Известиях». Сравнение было не в пользу нервной системы. Родной народ расценил параллельные тексты как плевок в душу. Отдел культуры райкома партии гасил скандал. А разъяренный Гамзатов гонялся по улицам и косогорам за редактором, вопя о кинжале и кровной мести.