– Маттео, проверь заднюю дверь! Если он выйдет там, убей его и режь на части! – крикнул Карло, нащупывая на бегу свой сотовый телефон. Теперь внутрь, в палаццо, вверх по лестнице, на второй этаж, потом на третий…
Огромные двери салона распахнуты настежь. Карло дернулся было, направив пистолет на фигуру на экране, выбежал на балкон, обшарил кабинет Макиавелли – все это за несколько секунд.
Он дозвонился по сотовому телефону до Пьеро и Томмазо, которые ждали в микроавтобусе перед музеем:
– Быстро к его дому! Держите под наблюдением и фасад, и тыл. Если появится – убить и разрезать!
Потом набрал другой номер:
– Маттео?
Сотовый телефон Маттео зазвонил у него в нагрудном кармане, когда он остановился, тяжело дыша, перед запертой задней дверью палаццо. Он осмотрел крышу и темные окна, проверил дверь, держа руку под пиджаком, на рукояти засунутого за пояс пистолета.
Достал и открыл телефон:
– Pronto!
– Что-нибудь видишь?
– Дверь заперта.
– Крыша?
Маттео посмотрел вверх, но не успел заметить, как в окне над ним отворились ставни.
Карло услышал в телефоне шорох и крик, и вот он уже бежит вниз по ступеням, падает на площадке, вскакивает, снова бежит, мимо охранника у входа во дворец, который теперь вышел наружу, мимо статуй по обе стороны от входа, за угол, и, топая, устремляется к задней двери во дворец, спугнув на ходу несколько парочек. Здесь темно, он все бежит, сотовый телефон на бегу вскрикивает у него в руке, как маленький зверек. Какая-то фигура перебежала через улицу впереди, закутанная в белое, точно в саван, бежит вслепую, прямо навстречу motorinо, и мотороллер сбивает его на мостовую, фигура вскакивает снова и врезается в витрину магазинчика на той стороне узкой улицы, напротив дворца, прямо в толстое витринное стекло, поворачивается и бежит назад, все так же вслепую, сущее привидение в белом, вопящее: «Карло! Карло!», огромные пятна расплываются на порезанном холсте, в который оно закутано, и тут Карло наконец поймал брата в объятия, разрезал пластиковую полоску вокруг его шеи, которая плотно натягивала холст у него на голове, а холст весь уже пропитан кровью. Стащил холст с Маттео и обнаружил, что тот весь исполосован – и лицо, и грудь, и живот, на груди порез очень глубокий, из раны хлещет кровь. Карло оставил его на минутку, чтоб добежать до угла и оглядеть улицу в обе стороны, затем вернулся к брату.
Когда завыли приближающиеся сирены и мигающие огни заполнили Пьяцца делла Синьория, доктор Ганнибал Лектер, поправляя манжеты, подходил к gelateria, расположенной поблизости, на Пьяцца де Джудичи. У тротуара стояли мотоциклы и motorinos. Доктор подошел к юноше в кожаном гоночном костюме, заводившему огромный «Ducati».
– Молодой человек, я в отчаянном положении, – сказал он, удрученно улыбаясь. – Если я через десять минут не буду на Пьяцца Беллосгардо, жена меня просто убьет. – И он протянул юноше банкнот в пятьдесят тысяч лир. – Вот сколько сейчас стоит моя жизнь.
– И это все, что вам нужно? Просто подвезти? – спросил молодой человек.
– Просто подвезти. – Доктор Лектер показал ему пустые руки.
Мощный мотоцикл вихрем пронесся сквозь все потоки транспорта на улице Лунгарано. Доктор Лектер, сжавшись, сидел на заднем сиденье за спиной юного наездника. На голове у него красовался запасной шлем, пахнувший лаком для волос и духами. Юноша прекрасно знал город, он проскочил Виа де Серральи, достиг Пьяцца Тассо, потом рванул через Виа Виллани, по узенькому проезду возле церкви Сан-Франческо ди Паола, который выходит на извилистую улицу, ведущую прямо к Беллосгардо, богатому жилому кварталу на холме с видом на Флоренцию с юга. Грохот мощного мотора эхом отдавался от каменных стен по обе стороны улицы, и этот звук, напоминающий треск рвущегося полотна, был крайне приятен доктору Лектеру, наклонявшемуся то вправо, то влево в такт крутым поворотам и боровшемуся с запахом лака для волос и дешевых духов. Он попросил молодого человека остановиться и ссадить его у въезда на Пьяцца Беллосгардо, недалеко от дома графа Монтауто, где когда-то жил Натаниэл Хоторн.
Мотоциклист засунул заработанные деньги в нагрудный карман своей кожанки, и красный огонек заднего фонаря его мотоцикла скоро исчез в глубине извилистой улицы.
Доктор Лектер, возбужденный гонкой, прошел еще сорок метров до стоявшего у обочины «ягуара», достал спрятанные за бампером ключи и завел двигатель. У него чуть саднило кожу у основания ладони, где съехала перчатка, когда он набросил холщовое полотнище на Маттео, после чего спрыгнул ему на голову из окна второго этажа палаццо. Он наложил на ссадину немного итальянской антибактериальной мази, «цикатрин», и сразу почувствовал себя гораздо лучше.
Пока двигатель прогревался, доктор Лектер покопался в кассетах с музыкальными записями и остановился на Скарлатти.
ГЛАВА 37
Турбовинтовой санитарный самолет поднялся над красными черепичными крышами и, сделав вираж, взял курс на юго-запад, на Сардинию. Пизанская «падающая башня» торчала вверх под таким крутым углом, на который пилот никогда не отважился бы задрать нос самолета, будь у него на борту живой пациент.
На носилках, предназначавшихся для доктора Лектера, вместо него лежало остывающее тело Маттео Деограциаса. Его старший брат Карло сидел возле трупа, одежда на нем заскорузла от крови.
Карло Деограциас заставил сопровождавшего их санитара надеть наушники и включить музыку, пока он говорил по сотовому телефону с Лас-Вегасом, где слепой аппарат-шифратор передавал его звонок дальше, на берега штата Мэриленд…
Для Мэйсона Верже день и ночь – почти одно и то же. Оказалось, в этот час он спал. Даже в аквариуме свет был погашен. Голова Мэйсона лежала на подушке, повернутая вбок, его единственный глаз как всегда был открыт, как и глаза огромного угря, который тоже спал. В комнате слышались лишь регулярные всхлипы и вздохи респиратора и тихое бульканье аэратора в аквариуме.
Но вот на фоне этих звуков возник новый, тихий и настойчивый. Звонок самого личного из личных телефонов Мэйсона. Его бледная рука передвинулась, переступая на пальцах, словно краб, и нажала кнопку включения аппарата. Динамик находился под подушкой, а микрофон возле того немногого, что осталось от его лица.
Сперва Мэйсон услышал шум самолетных двигателей, потом давно надоевшую мелодию «Gli Innamorati».
– Я слушаю. Говори.
– У нас тут кровавая каша, – сказал Карло.
– Рассказывай.
– Мой брат Маттео мертв. Я сейчас держу рукой его тело. Пацци тоже мертв. Доктор Фелл убил их обоих и сбежал.
Мэйсон ничего сразу не ответил.
– Вы должны мне двести тысяч долларов за Маттео, – продолжал Карло. – Это для его семьи. – На Сардинии в контрактах всегда предусматривались выплаты семье.
– Да, конечно.
– Про Пацци тут теперь разведут всякие сопли-вопли.
– Лучше пустить слух, что Пацци был куплен, – сказал Мэйсон. – Тогда все будет воспринято гораздо легче, если он окажется замешан в коррупции. А он действительно «замазан»?
– Не знаю, кроме нашего случая, мне ничего не известно. А если они проследят его связь с вами?
– Об этом я позабочусь.
– А вот мне надо позаботиться о себе! – заявил Карло. – Это уже перебор! Угрохали главного следователя Квестуры, мне из такого дерьма вовек не выбраться!
– А ты что, наследил?
– Ничего я не наследил! Но если в Квестуре меня свяжут с этим делом – о Мадонна! Они же до самой смерти за мной будут гоняться! На меня же никто работать не станет, да я даже пернуть не смогу на улице! А как насчет Оресте? Он знал, кого будет снимать?
– Не думаю.
– Завтра-послезавтра в Квестуре уже будут знать, кто такой доктор Фелл. Оресте сразу допрет, как только увидит это по телику – хотя бы по совпадению во времени.
– Оресте хорошо заплачено. Оресте для нас не опасен.
– Может, для вас. Но Оресте ждет суд за порнографию – в Риме, через месяц. А у него теперь есть, что им продать. До вас, что, еще не дошло, что вам сейчас надо кого-нибудь пнуть в задницу, чтоб зашевелились? Он вам еще нужен, этот Оресте?