— А если я скажу, что у меня этих вещей нет?
— Тогда все материалы, связанные с Лектером, будет практически невозможно продать, поскольку мы опубликуем по ним специальный бюллетень и сообщим всем торговцам, что будем конфисковывать все подобные материалы и преследовать за их приобретение и хранение. Кроме того, я добьюсь ордера на обыск и изъятие материалов из вашего жилища.
— Ну, да, вы ведь теперь знаете, где мое жилище. Или надо говорить «жилье»?
— Понятия не имею. Могу только сказать, что если вы сдадите эти материалы, у вас не будет никаких неприятностей из-за того, что вы их забрали себе, принимая во внимание то, что с ними могло бы произойти, если бы вы их оставили там, где они были. Что же касается того, получите ли вы их назад, то тут я ничего обещать не могу. — Старлинг порылась в сумочке, чтобы сделать паузу. — Знаете, Барни, мне кажется, вы не стали заниматься получением более высокого медицинского образования, видимо, потому, что не смогли бы получить соответствующее удостоверение. Может быть, за вами где-нибудь числится «задок». Так, да? Сами ведь знаете, я никогда не проверяла вас на криминальное прошлое, на наличие арестов и судимостей.
— Нет, вы только проверили мою налоговую декларацию и анкету на работе. Я тронут.
— Если за вами есть «задок», то окружной прокурор этого района может на вас накапать, и вас сотрут в порошок.
Барни вытер тарелку кусочком тоста.
— Вы вроде как закончили? Давайте, немного пройдемся.
— Я тут видела Сэмми, помните, который потом занимал камеру Миггза? Он по-прежнему живет в ней, — сообщила ему Старлинг, когда они вышли на улицу.
— Вот уж проклятое место!
— Это точно.
— Сэмми попал в какую-нибудь программу помощи?
— Нет, просто живет там, во тьме.
— Думаю, вам надо сообщить о нем куда следует. У него ведь жуткий диабет, он в любой момент помереть может. А вы знаете, за что доктор Лектер заставил Миггза проглотить собственный язык?
— Кажется, знаю.
— Он убил его за то, что он вас оскорбил. Вот такая вот замечательная штука. Только не надо переживать — он, наверное, все равно бы его прикончил.
Они прошли мимо дома Барни и вышли к газону, где голубь все еще ходил кругами вокруг мертвого тела своей подружки. Барни вспугнул его, замахав руками.
— Лети себе, — сказал он птице. — Хватит горевать. А то дождешься — кошка тебя слопает.
Голубь, хлопая крыльями, улетел. Они не заметили, куда он сел.
Барни поднял мертвую птицу. Ее гладкое тельце легко скользнуло в его карман.
— Знаете, доктор Лектер однажды говорил со мной о вас. Так, немного. Может, это было в последний раз, когда мы с ним разговаривали. Или в один из последних разов. Это мне птица напомнила о том разговоре. Хотите знать, что он мне сказал?
— Конечно, — сказала Старлинг. Съеденная пища слегка шевельнулась в желудке, но она не намерена была отступать.
— Мы говорили об унаследованных стереотипах поведения. И он привел в пример генетические особенности размножения голубей. Есть такие голуби — они называются турманы. Они взлетают высоко в небо и начинают кувыркаться, словно падая на спину и переворачиваясь, и так до самой земли. Среди них есть «высокие» и «низкие». Так вот, нельзя скрещивать двух «высоких» турманов, потому что птенец из такого потомства будет кувыркаться до самой земли, пока не упадет и не разобьется. И вот что он сказал: «Офицер Старлинг — это „высокий“ турман, Барни. Будем надеяться, что хоть один из ее родителей не был „высоким“».
Старлинг пришлось проглотить вставший в горле комок.
— А что вы сделаете с этой птицей? — спросила она.
— Ощиплю и съем, — ответил Барни. — Пошли ко мне, я отдам вам рентгеновский снимок и книги.
Возвращаясь с длинным свертком к больнице, где она оставила свою машину, Старлинг услышала одинокий печальный крик птицы, пережившей свою подружку.
Глава 13
Благодаря сочувствию одного сумасшедшего и навязчивой идее другого, у Старлинг теперь было то, что она всегда хотела заполучить — кабинет в одном из коридоров многоэтажного подземелья Отдела психологии поведения.