Между тем перед сенатом встала трудная и деликатная проблема. Предстояло решить вопрос о судьбе римлян, оказавшихся после Канн в плену у Ганнибала. Как уже говорилось, Ганнибал разрешил пленным избрать из их среды десятерых и отправил их в Рим для переговоров. Тит Ливий приводит два рассказа и об этом посольстве, и о том, как в Риме происходило обсуждение вопроса.
Согласно одному из них [22, 58, 5 — 61, 4], события развертывались следующим образом. Когда послы выехали на родину. один из них (человек совершенно неримского склада, наставительно замечает Ливий) вернулся в карфагенский лагерь под тем предлогом, что он там забыл какую-то вещь, а затем догнал своих товарищей, спешивших в Рим. Там на заседании сената, окруженного толпами людей, в страхе и смятении ожидавших решения судьбы своих близких, возобладало крайнее ригористическое мнение Тита Манлия Торквата; было решено отказаться от выкупа пленных, и послы вернулись в лагерь Ганнибала: Того из них, кто, считая, будто притворное возвращение освободило его от клятвы, попытался было остаться в Риме, сенат приказал арестовать и под стражей доставить к неприятелю.
По другой версии Ливия [22, 61, 5 — 10], первоначально в Рим явились десять посланцев от пленных, и сенат долго колебался, допускать ли их вообще в город; в конце концов решили разрешить им войти в городские ворота, но не устраивать ради них заседания сената. Переговоры слишком затянулись, и в Рим прибыли еще трое пленных — Луций Скрибоний, Гай Кальпурний и Луций Манлий. (Если бы эта версия соответствовала действительности, сам факт присылки дополнительного посольства свидетельствовал бы о поразительной настойчивости, с которой Ганнибал добивался после Канн прекращения войны с Римом). Только после этого один из народных трибунов, родственник Л. Скрибония, поставил в сенате вопрос о выкупе пленных. Сенат отказал. Трое последних послов (Скрибоний, Кальпурний и Манлий) вернулись к Ганнибалу, а первые десять остались: отправляясь в путь, они с дороги возвратились в пунийский лагерь якобы для того, чтобы проверить списки пленных, и теперь считали себя свободными от клятвенного обязательства воротиться в случае неудачного исхода посольства. По вопросу об их судьбе в сенате состоялись бурные прения, и незначительным большинством голосов им разрешено было остаться. Впрочем, участь этих людей все равно была незавидной; цензоры донимали их выговорами и штрафами, так что некоторые предпочли покончить с собой, а другие опасались выходить из дома [ср. у Зонары, 9, 2]. По Авлу Геллию [Гелл., 6, 18], который ссылается на Корнелия Непота, из десяти послов в Риме остались двое, подвергшиеся позже репрессиям со стороны цензоров; в сенате обсуждался вопрос об их выдаче неприятелю, но большинством голосов это предложение было отклонено.
Еще один вариант повествования на эту же тему имеется у Аппиана [Апп., Ганниб., 28]: пленные, согласно этому преданию, направили в Рим трех посланцев во главе с Гнеем Семпронием; сенат не разрешил родственникам заплатить выкуп и, таким образом, отказался санкционировать освобождение тех, кто после Канн очутился во власти Ганнибала. Пуниец, придя в ярость, запрудил их телами реку Вергелл и по этому мосту переправил своих солдат [ср. у Вал. Макс., 9, 2, 2], а самых знатных заставил сражаться на потеху ливийцам — отцов с сыновьями и братьев с братьями (ср. у Зонары [9, 2]).