Кристель, хозяйская дочь, принесла яичницу и стаканъ пива, поставила ихъ передъ Гансомъ и сѣла подлѣ него, облокотясь обѣими руками на столъ. Кристель прежде всегда казалась Гансу хорошенькой дѣвушкой, но съ тѣхъ поръ, какъ Грета дурно отозвалась о ней, она ему показалась вовсе непривлекательной и его даже разсердило, что она безъ приглашенія подошла къ нему.
– Ну, Гансъ, – сказала Кристель, – какъ идутъ твои дѣла?
– Отлично, – отвѣчалъ Гансъ, кладя въ ротъ большой кусокъ яичницы.
– У кого ты теперь? – продолжала спрашивать Кристель.
– У тебя, – отвѣчалъ Гансъ, препровождая въ ротъ второй кусокъ яичницы.
– Это я вижу.
– Такъ зачѣмъ же ты спрашиваешь?
– Да такъ! Съ которыхъ это поръ ты такъ возгордился?
– Съ тѣхъ поръ, какъ ты влюбилась въ мое хорошенькое личико.
– Вотъ какъ! Кто это тебѣ сказалъ?
– Ты сама! Вѣдь ты глазъ съ меня не сводишь!
– Вотъ что! – сказала Кристель вставая. – Съ чего ты это взялъ? Мы видно не по вкусу г. кавалеру, потому что не носимъ по буднямъ – чулокъ и башмаковъ, какъ учительская Грета, и не прикидываемся такими простушками! Только помни, не все то золото, что блеститъ. Быть ханжей и ловить жениховъ, одно къ другому идетъ, нечего сказать! А кто выходитъ замужъ за Якова Кернера? Не знаешь?
Неужели это правда? Вчера вечеромъ, Грета была такая странная, совсѣмъ не такая какъ всегда. А сегодняшнее приглашеніе Кернера поступить къ нему въ работники? Конечно, когда предстоитъ выборъ между господиномъ и слугой, то выбираютъ не слугу. Правда Грета обѣщала ему, когда онъ шелъ въ солдаты, что она никогда не выйдетъ замужъ за другаго; – лучше ей лежать мертвой на днѣ пруда; – но въ два года много воды утекло! Тутъ Гансъ сдѣлалъ легкій обзоръ своей жизни за эти два года, изъ котораго можно было заключить, что верность для солдата болѣе или менѣе пустое слово, но это совсѣмъ другое дѣло, продолжалъ философствовать Гансъ. Никого я такъ не любилъ какъ Грету! И уступить ее этому толстяку? А ведь это непременно случится, если я опять уйду отсюда, Богъ знаетъ на сколько времени. Нетъ этому не бывать; скорее закабалюсь на фабрику, или…
– Здравствуй, Гансъ! – произнесъ густой голосъ.
Гансъ поднялъ голову, которую подпиралъ рукой, и увидалъ булочника Гейнца въ дверяхъ.
– Здравствуйте, отвечалъ Гансъ.
– Ну, Гансъ, какъ идутъ дѣла? – спросилъ булочникъ, совершенно такъ, какъ передъ тъмъ спрашивала Кристель.
– Отлично! – отвѣчалъ Гансъ совершенно такъ, какъ отвѣчалъ передъ тѣмъ дѣвушкѣ.
Толстыя губы булочника насмѣшливо искривились. Онъ сѣлъ на стулъ, съ котораго только-что встала Кристель, положилъ локти на столъ, сложилъ руки и медленно ска¬залъ, крутя большіе пальцы рукъ одинъ вокругъ другаго:
– Послушай, Гансъ, я передумалъ. Собственно говоря, мнѣ не надо работника, хотя моего Августа и взяли въ солдаты. Настали плохія времена; еле, еле концы съ кон¬цами сводишь. Но если у тебя здѣсь нѣтъ другаго мѣста, то лучше приходи ко мнѣ, чѣмъ искать счастья на сторонѣ. Теперь, повторяю тебѣ, Гансъ, плохое, голодное время и вездѣ у насъ работниковъ больше, чѣмъ ихъ требуется. Поэтому я не могу назначить тебѣ большого жалованья. Шестнадцать талеровъ въ годъ, къ деревенскому празднику пару новыхъ сапогъ, а къ Рождеству новое платье. Если ты согласенъ…
– Послушайте, хозяинъ, – сказалъ Гансъ, пристально смотря булочнику въ глаза, – вамъ нечего продолжать, вы хорошо знаете, что меня никто не хотѣлъ нанять, кромѣ Якова Кернера, у котораго я самъ не хочу служить; да къ тому же вамъ извѣстно, что мнѣ не хочется уходить отсюда, иначе я и не подумалъ-бы наняться у кого-нибудь изъ васъ. Поэтому то вы и предлагаете мнѣ десятью талерами меньше, чѣмъ обыкновенно дается порядочному работнику; но вы не ошиблись въ расчетѣ; я поступлю къ вамъ, только не думайте, что меня можно провести и что я этого не замѣчу.
Заплывшіе глазки булочника заблистали, когда онъ подумалъ: поступишь ли ты ко мнѣ по доброй воле или нѣтъ, мне все равно. Но онъ не высказалъ этой мысли, а продолжалъ свою рѣчь, какъ будто Гансъ согласился безъ всякихъ оговорокъ. – Ну такъ ты завтра же можешь начать работу.
– Да, вотъ что я еще хотѣлъ сказать, Гансъ: тебе нельзя будетъ ночевать у меня, и Августа некуда было поместить, да и съ моими дѣвушками не затевай никакихъ шашней, если хочешь, чтобъ мы остались друзьями.
– Вы говорите, словно вы уже мой хозяинъ, – сказалъ Гансъ.
Булочникъ будто опять не разслышалъ, или слышалъ что-нибудь другое.
– Хорошо, Гансъ, – сказалъ онъ, – вотъ тебѣ и задатокъ.
Онъ вынулъ талеръ изъ кармана жилета и положилъ его передъ Гансомъ на столъ.