Тепло кружки в моей руке напоминает мне, что он плохо себя чувствует.
Я спрошу его в другой раз.
Я делаю еще глоток, и тут мой нос начинает дергаться.
Я смотрю на кастрюлю из нержавеющей стали и вижу, как из-под крышки вырываются струйки дыма.
«Ааа!» Я пробегаю несколько футов до плиты.
Мои пальцы на мгновение касаются ручки крышки, но я отдергиваю их, потому что крышка полностью металлическая, ручка металлическая, и она обжигающе горячая.
«Черт», — прошипел я, тряся рукой.
Я знаю, что видела подставки под горячее в одном из этих ящиков.
Из другой комнаты доносится шум, и я представляю, как Ганс встает с дивана, чтобы пойти и посмотреть, в чем дело.
«Все хорошо!» — кричу я. «Оставайся там!»
Рывком открывая ящики, я нахожу полотенца для рук и использую одно из них, чтобы открыть крышку.
Из кастрюли вырывается струйка дыма.
«Как?» — спрашиваю я вселенную как можно тише.
Я отставляю крышку в сторону и размахиваю полотенцем, чтобы раздуть дым.
Он рассеивается и, к счастью, не вызывает срабатывания сигнализации.
Заглянув в кастрюлю, я вижу виновника.
Я в отчаянии смотрю на прилипшую к боку мини-фрикадельку.
Только я могла сжечь замороженный суп.
В доказательство моих слов в кастрюле все еще плавает большой кусок замороженного бульона.
И я точно знаю, что произошло. Кастрюля нагрелась, кусок льда опрокинулся на стенку, и вместо того, чтобы растаять изо льда и упасть в бульон, фрикаделька решила пригореть к металлу.
Используя одну из ложек, я соскребаю пригоревшую фрикадельку. «Почему ты не мог просто вести себя хорошо?»
Когда он наконец отрывается и падает в суп, я понимаю, что, вероятно, мне следовало попытаться выловить обгоревшие части.
Ну ладно, теперь уже слишком поздно.
Я прикусываю губу, разглядывая крышку, но решаю не накрывать кастрюлю.
Оставив суп довариваться и нагреваться, я беру кружки и иду в гостиную.
Взгляд Ганса уже устремлен на меня.
«Суп почти готов», — говорю я, пересекая комнату и замечая, что здесь тоже пахнет дымом.
Я также замечаю, что Ганс старается не улыбаться.
ГЛАВА 20
Ганс
Мне следовало бы знать, что меня убьёт не враг, а милая маленькая Кассандра, сжигающая мой дом изнутри.
Я подношу ложку к губам, делая вид, что не замечаю Кассандру, стоящую там и пристально смотрящую на меня.
Запах горелого мяса перебивает все остальные приятные ароматы, которые может источать суп, но я сохраняю расслабленное выражение лица, когда первый вкус касается моего языка.
Я откусываю второй раз, потом сжаливаюсь над Кассандрой и смотрю в ее сторону.
«Хорошо?» Выражение ее лица было таким обнадеживающим, что у меня что-то сжалось в груди.
«Да», — киваю я. «Спасибо».
Ее рот растягивается в яркую улыбку, и напряжение спадает с ее плеч. «О, хорошо». Она указывает на мою пустую кружку. «Хочешь еще?»
Я киваю и смотрю на ее задницу в этих чертовых леггинсах, когда она, пошатываясь, возвращается на кухню.
Я солгал ей ранее, когда она спросила, ужинал ли я. Я съел два сэндвича с ветчиной. Я ни капельки не голоден. Но я не могу отказаться от ее еды.
Мои пальцы сжимают ложку, когда я откусываю еще кусочек.
Даже если предположить, что это будет невкусно, я не мог отказаться от возможности попробовать что-то, что она приготовила.
Когда она возвращается в гостиную, неся две кружки, я думаю, есть ли способ попросить ее написать итальянский свадебный суп на стикерах для меня. Мне кажется неправильным не задокументировать эту трапезу, как и остальные.
Но затем Кассандра садится на диван рядом со мной, и я понимаю, что эта еда не похожа на другие. Это не я стою на кухне, давясь тем, что она оставила на моем крыльце. Это я сижу в двух футах от ее восхитительно мягкого тела.
Ничего не изменилось. Я все еще не должен был держать ее здесь со мной. Не должен был подпускать ее к себе. Но я не могу найти в себе силы заставить ее уйти. Потому что в глубине души я хочу, чтобы она осталась.
«Я тоже решила выпить». Она машет мне своей кружкой, ставя мою на журнальный столик. «В конце концов, сейчас выходные». Затем она откидывается на спинку дивана, держа в руке напиток. «Что ты смотришь?» Ее брови хмурятся под кудрявой челкой.
Мне хочется откинуть ее волосы в сторону и провести пальцем по милым морщинкам, которые появляются на ее лбу, когда она делает это выражение лица.
«Какой это язык?»
Что…?
Мой мозг осознает это, и я снова поворачиваюсь к телевизору.