— Да, — я говорил уже четче, вчерашний вечер всплыл перед глазами. — Упоминал гедеонов и еще каких-то чос… нет, чиз…
— Чиэс, — подсказал Кассин.
— Да. Он сказал, что завидует им, восхищается. Есть в них веселая злость и смелость еще. И молодость.
— А такой знак рисовал? Дабл-ви на нотном стане?
— Как?
Кассин вернулся во главу стола, достал из ящика полиэтиленовый пакетик с бумажной печатью на срезе, протянул его мне. В пленку были завернуты клочки салфетки, на одном из которых виднелась перевернутая буква «М» перечеркнутая двумя линиями.
— Этот символ вам знаком? — спросил следователь.
— Нет, — я повертел пакет в руках, увидев там еще золотое обручальное кольцо. Другие куски салфетки были исписаны цифрами со знаком процента и буквами «X» и «Z». — Формулы видел. Он рисовал. Это его, правильно?
— Да. Нашли в кармане.
Ясно. Вот почему следак сказал, что Вжик притворялся по поводу развода — кольцо носил с собой.
— Что конкретно адъютант Кольцов говорил о чиэсах?
— Ничего он не говорил, — сказал я. У меня начала проступать возможная линия защиты. — Он такой же адъютант, как я штурмовик-истребитель. Ветеран! Щучий ветеран, я поэтому и взбесился.
— Взбесился?
— Конечно. Когда твой одноклассник, которым гордишься, что он герой войны! Что он почти такой, как наши предки! Что защищал нас в Чедре, гордишься им, а потом оказывается, что это фейк, тупо шоу-бизнес, кто бы не психанул?
Лицо следователя вытянулось. Он убрал пакет с пашиным кольцом, потянулся к компьютеру, сказал: «Поясните свою мысль».
— А что пояснять?! Выдает себя за ветерана. Ходит, детям рассказывает, какой он клауфил, какой герой, а на самом деле — простой профессор математики, не воевал ни дня. А у меня ребенок в той школе учится.
— Если профессор математики, то маловероятно, что простой.
— Нет, умный, я ничего. Но это… Я все понимаю: пропаганда клауфилизма и воспитание детей. Я понимаю. Государственный Промоушен — святое дело! Но можно это делать изящнее? Вжик…, то есть Павел, назначили тебя военным героем — соответствуй. Ты — клауфил, ты иди до конца. А он мало того, что недоволен, так еще и разоблачает. У меня запись есть!
Я негодовал, я уже был готов рассказать про Ермеса Олимбаева, обвинить «Госпром» — кого берете на работу? Нелояльный Кольцов еще куда ни шло, но если он мятежник? Тайная оппозиция? А вся оппозиция сотрудничает с врагом, всегда и везде, следовательно, Вжик — шпион. Имею право так подозревать. Если я человека считаю наймитом, значит он и есть наймит независимо от реальности. Враг окопался в святая святых — в Государственном промоушене. Так мне еще и грамота полагается, а не обвинение в убийстве.
Я не успел высказать оправдательные доводы, потому что в кабинет без стука ворвался молодой человек. Кто б вы думали? Уже знакомый мне оперативник. Переобутый в кроссовки.
— Колян Толяныч! — со входа заорал опер. — Нарколыгу оформлять на кой хер Маше отписали?! — тут он заметил меня. — Это ты, залупа? Мало было что ли?
— Значит это вы моего подозреваемого работали? — прищурился Кассин.
Опер, если и был уличен, то виду не подал.
— Бывают перекосы, — сказал он. — Обшиблись. Ты, это, мужик, извини, — он поиграл в воздухе пальцами и сказал следаку, кивая на меня. — Мужик ураганный. Броня! Имей в виду, Колян Толяныч.
— А как же ж! — усмехнулся Кассин. — Тебе чего надо, маньячина?
— Так там жулика взяли из-под барона, разработка. А ты дело Машке отписал.
— И что?
— Передай Петерсу. Или сам бери.
Кассин задумался. Покрутил блокнот, постукивая им по столу. Философ Гегель непроницаемо взирал со стены. Как можно было мыслителя спутать с президентом?
— Александр, как вам наши сотрудники? — спросил следователь.
— Рьяные, — сказал я, потирая внезапно заболевшую грудь.
Следователь зашелестел по клавиатуре.
— Скорей бы шеф вернулся, — проворчал он. — Мне это временно ИО уже… Отписал дело Петерсу. Работайте, — Кассин зачем-то одел очки на кончик носа. — Маше объясни аккуратно.
— В лучшем виде, — сказал оперативник. Выходя из кабинета, он повернулся и показал мне большой палец.
Переключение телеканалов. Будто бы так. Со мной произошла очередная смена состояния. Уже четвертая за этот день? Пятая? Шестая?
— А телефон Кольцова обнаружен? — спросил я.
Вопрос был оставлен без ответа.
— Шэлтер, — после паузы проговорил следователь. — Вы считаете нормальным убить человека за то, что ему не очень нравится ваша родина? Ваша личная родина — повод убить?