Такси остановилось, я припарковал теслу рядом, навигатор сообщил, что мы прибыли в уже известный мне жилищный комплекс «Айсберг». Женщина вылезла из машины и, не отрывая взгляда от телефона в руке, пошла к парадной.
— Анна, — окликнул я, рвано выскочив из-за руля.
— Да, — обернулась она.
Что делать-то? Сериальный Сыщик козырнул бы удостоверением, Хилон парализовал отмороженным обаянием, майор Кулес сгребал таких баб в охапку и запихивал на заднее сидение.
— Уделите мне несколько минут для приватного разговора, — сказал я с изысканной вежливостью.
Анна навела на меня телефон. Система опознавания лиц, понял я, когда она сказала:
— Гапландия. Включена в реестр недружественных домов. До свидания, сожитель.
— Не долго.
— Уходите или консьержей позову.
— Очень важный разговор, — убедительно сказал я, делая пару шагов в ее направлении. — Анна! Я одноклассник… приятель вашего бывшего мужа.
— Третий, — сказала она, развернулась и пошла к дверям.
— Я последний видел его живым!
— Поздравляю, — вполоборота повернув голову, бросила Анна.
— И еще… меня обвиняют в его убийстве.
Анна остановилась. Медленно повернулась ко мне. Посмотрела задумчивым прищуром. На ее милой мордашке отчетливо читался заголовок: «Я И УБИЙЦА МОЕГО МУЖА», и лайки, лайки, лайки…
Собственно, почему бы и нет? «РАЗГОВОР С ЖЕНОЙ УБИТОГО МНОЙ МАТЕМАТИКА» — тоже перспективно.
— Что ж, — вздохнула Анна. — Пойдемте.
Пограничная служба в «Айсберге», не в пример моей родине, поставлена круто: четыре вооруженных консьержа в серых треуголках неподвижно стояли по периметру вестибюля. Старший смены дотошно идентифицировал сожительницу Смит, а мне как представителю вражеского дома пришлось сдавать ДНК, снимок роговицы глаза, а также подписать четыре запретительных бумаги. Анна повела меня не к лифту, а в неприметную боковую дверь, где расстилался длинный коридор с бордовым покрытием и запахом стирки. В конце коридора мы поднялись на один лестничный пролет и попали в гулкую анфиладу помещений, окрашенных в коричневых тонах. В безмолвии проходя по пустым залам, миновали два турникета, потом еще несколько ступенек вверх и вот Анна прикладывает палец к дверному замку.
— Проходите. Я сейчас, — сказала она, отрывая двери, и ушла вглубь квартиры. Я осмотрелся у входа, тапочек не обнаружил и прошел в гостиную, не забывая с одной стороны выпячивать челюсть, как Сыщик, а с другой стороны изображать вальяжную походку, как Аполинарий Блейк, герой-любовник из второй франшизы. Хотя последнее было и лишним.
Жилище Анны Кольцовой не впечатляло, гостиная в розовом цвете, с веселыми узорами на стенах, с разлапистой мягкой мебелью скорей подходила девушке — блогеру низшего класса, чем мрачной вдове среднего возраста. Возможно, я не справедлив, тем более что она не Кольцова, а снова, вернувшаяся в девичество, Смит. Да здравствует развод, кричал герой средневековой пьесы. Как там? Мужчину при этом называют свободным, а женщину брошенной. Суровые были времена.
Я утонул в широком диване, колени оказались на уровне груди, встал с трудом. Кресло под гранатовой накидкой выглядело потверже, в него-то я и уселся. Вернулась Анна, она успела снять макияж и переодеться в бежевый халат. Когда хозяйка уселась напротив, я понял, что она очень похожа на полотно Пикассо «Женщина со скрещенными руками».
— Александр Шэлтер, — утвердительно сказала Анна. — Взаправду одноклассник Павла. Слушаю вас.
Наверное, уже на сайт нашей школы успела залезть. А что были сомнения?
— Были сомнения, — кивнула она с жалобной жеманностью, внедренную в массы актрисой Ольгой Зубовой.
На языке вертелось плоское «а с этого места поподробнее», но я сдержался, только смотрел на Анну исподлобья, вопрошающе и, как кажется, сурово. Против всех ожиданий Смитша не раскололась со стоном: «Пашу убил Шнеерман из три тысячи пятой квартиры», а сказала с долей угрозы:
— Кофе не предлагаю. Пока не объяснитесь.
— Как вы думаете, если бы я был виновен, то сидел бы сейчас здесь?
Она откинулась на спинку дивана, отчего полы халата задрались на грани призыва.
— Слушаю вас.
— Меня вызвали в школу по поводу сына, — начал я.
В своем рассказе я запутался. Надо было сказать, что встретились с Павлом случайно, решили бухнуть — все. Но я начал с клауфильной его речи на линейке, а значит пришлось сказать, что выступал он, как адъютант легендарной десятой роты, участник чедрской войны. Тут до меня дошло, что супруга Вжика наверняка знает, что это фейк, отсюда приходится раскрыть содержание застольной беседы в «Вобла и Лось», а тут не обойтись без упоминания ссоры. Вконец завравшись в первых строках, я отбросил толерантность, решил, что в интересах дела надо говорить, как есть. Как было. И я рассказал в мельчайших подробностях все события, закончив тем, что сегодня выяснил прописку Павла в «Айсберге», сопоставил с местом обнаружения тела и… собственно, как-то так.