— А зачем? Они в курсе. Да не! Я понимаю, что эти имперцы, как крысы в бочке. Ясно, что можно отдать в службу опеки, они таким способом прищучат Госпром. Но понятно, что…
Вдруг загудел ноутбук на столе. Федор так напрягся, что затрещали жалюзи на окне.
— Мама звонит, — жалобно сказал он. — Надо ответить.
Я подумал и решил, что можно. Потому, что не зверь я по крови своей, а поди человек, хоть и чипированный.
— Мама — это святое. Отвечай.
Федор подрыгался на кресле. Что ж. Я разрезал веревки на его руках.
— Только без фокусов!
Откуда берутся эти цитаты в мозгу? Ладно, когда Мандельштам, но сериальные штампы! Сетевое сознание, мать его, исполняет.
Он придвинулся к монитору, я — наоборот спрятался за.
— Привет мамуль, — слащаво сказал Федор.
— Привет-привет, обормотина! — поздоровался женский голос. — Я тебе говорила, выкинь эту сорочку? Он ее опять напялил!
— Поменяю, мам.
— Сколько будут ко мне штрафы приходить? Ты опять за свое?! Каждый день жалею, что в военное училище тебя не отдали, был бы жив отец… Слава Серверу не дожил до такого сына.
— Мам, я оплачу, — проголосил Федя.
— Куда ты денешься? Почему в базах адрес мой по сию пору, столько лет живем раздельно? И перестань выкладывать свою критику! Правительство и без тебя знает, что делать. Ты слушай и выполняй.
— Я безобидно.
— Было б обидно, уже посадили давно бы. Я тебе в тюрьму передачи носить не буду, нетопырь безмозглый.
— Давай не будем, мамуль. Как сама, как себя чувствуешь?
— Как я сама, если дядя Фридрих выложил ролик, все лайкнули, один мой дятел игнорирует? Тебе сложно уважить по-родственному? Фриц неделю монтировал.
— Мам, это бездарно.
— Это патриотично! Клауфильно! Мудятел недоволен, он против…
«Мамуля» продолжала причитать, а «сынуля» пару раз взглянул на меня поверх ноутбука с видом, говорившим, что ему неудобно, но сделать ничего не может. Я хранил каменное выражение на лице и лезвии ножа.
Когда Вайс закрыл наконец ноутбук, я напомнил:
— Мы остановились на судьбе этой папки. Почему не отдал в опеку или еще куда?
Федор помолчал.
— Снова связать?
— Я подумал, что, — он запнулся, а потом заговорил рэперски быстро. — А толку, толку-то что? Ну я бы отдал, отдал консьержам. И очень возможно, началось бы расследование. Меня бы тягали по нескольку раз. А я не хочу, чтоб шею свернули. И анонимно — отдал бы, снова расследование. Нагнули бы Госпром, сменили руководство. В самом системном случае, разогнали бы весь промоушен. Комфортно, как будто. Меньше вранья. А вдруг нет? Сейчас они друг друга как-то сдерживают, а будет один ЦК. Или одна опека. Или вообще, как в древности, один президент. И этот один будет решать. И думаю я, а будет ли лучше? Не будет, не будет.
Резонно, подумал я. Совсем непрестижно, если один. Как ее? Диктатура.
— В случае войны ветвей власти… вам, противникам режима — само то. Решали бы свои задачи.
— Мы, — гордо начал Федор. — Чиэс не враги режима. Мы — противники системы. Мы — сторонники свободы. Режим — это мелко, — видно, что Вайс этот спич не раз проговаривал. — Что такое режим? Суньте котенка в стиралку. Там на машинке тоже режимы: хлопок, не хлопок, грубая ткань. Режим полоскание есть, а также режим-отжим. Смена режима не цель вольнодумцев. Выньте котенка, освободите. Если менять, то менять всю систему.
Метафора. И как ты менять собрался, нетопырь? Поджогом фанерного танка, комментом в Сети? Или этим:
— Что означает ваш знак? Буква «М» перевернутая и два раза перечеркнутая?
— Еще называют «иероглиф вольнодумства». Я не знаю, это очень давно, сегодня трактуют по-разному. Нет войне. Зачеркнутый вольфсангел. Короче говоря, значение не помнят. Оберег от сатаны — это технично, да.
— Консерва какая-то, дьявол с копытом.
Федор тихо ответил:
— А может сатана уже не голый черт с рогами. И не разноглазый иностранец. А бесконечный ряд светящихся цифр на мониторе… в темной зале огромадной майнинговой фермы.
— Мгм. И серой там воняет.
Я встал.
— Документы забираю. Ты же не против? О нашей душевной встрече предлагаю забыть. Или, по меньшей мере, молчать. Особенно с мамочкой. Она, как я погляжу, беззаветно предана родине.
— Можно спросить? — Федор оправился, стал растирать затекшие руки. — Что вы собираетесь делать?
— Пока не знаю.
— Если понадобится помощь, мы можем оказать… в безопасных пределах, содействие.
— Вы? Чиэс? Не смеши. Хочешь совет? Валить вам надо. В подполье или в степь.
Федор встал, ноги его подкосились, и он схватился за стол.