— Эй, командир! Ты спишь что ли?
Противясь подобной «заботе», плечо мгновенно заныло.
— Отвали, Жан, — я резко оттолкнул его руку. — Хорош, кувалдой своей махать. Ключицу мне вырвешь.
— О! Очухался. Я уж думал, помер, — сержант широко улыбнулся. — Сопишь тут на пол ко улыбнулся. — Сопишь тут пол н был способен.дороги. Стонешь, как пчелой укушенный. Странный ты, ком, какой-то, последнее время. На себя не похож.
Возразить ему было нечего. После появления в отряде беглянки всё действительно пошло не так.
Тем временем машина наша въехала в город. У первого же поворота дороги обнаружился очередной немецкий патруль. Двое, почему-то одетых в танковую форму, унтер-офицера. Головы солдат украшали лихо заломленные на затылки чёрные береты, а на ногах, заправленные в берцы, топорщились мешковатые брюки. Петлицы в виде черепов со скрещенными костями и кобуры на поясных ремнях, завершали убранство. Судя по всему, кроме пистолетов, другого оружия при них не имелось.
" Откуда танкисты? Не было ведь про них разговоров."
Поравнявшись с постом, Маротов ожидаемо, сбросил скорость, потянулся в карман за документами. Однако, проверки со стороны фрицев не последовало. Заметив в машине двух офицеров СС, они только лишь козырнули и вослед отсалютовали приветствием.
— Ну, эти хотя бы нормальные, — буркнул под нос "гауптштурмфюрер",— я уж было подумал, по новой традиции в воздухе сейчас растворятся, либо спать тут на дороге завалятся.
Юмор у Жана всегда своеобразием отличался.
Нужный нам дом "Паук" отыскал без особых проблем. Свернул в проулок, и остановил свой "Zundapp" напротив шаткой, висящей на одной петле, калитки. Конструкция выглядела настолько хлипкой, что развалить её, казалось, сможет первый же поток ветра. Соскочив с седла, сержант не спеша двинулся во двор.
— Останься в машине, — попросил я Воложину, — мы с Жаном посмотрим, что там внутри.
На первый взгляд жилище выглядело брошенным. Безнадёжно лопнувшие, местами и вовсе вывалившиеся на землю, стёкла, покосившиеся от времени ставни, хлипкая, проломленная посередине, дверь. Печальное зрелище.
В дальнем конце двора стоял столь же древний, как и сама хата, сарай из тёмных, испорченных короедом досок. Сбросив с плеча автомат, "Паук" направился к крыльцу дома. Указал Жану взглядом на чердак.
"Прикрой"
Маротов чуть заметно кивнул. На случай опасности ствол уже в руке. Несколько шагов и мы у цели. Пока тихо. К общему удовольствию обстановка вокруг оставалась спокойной.
Бережно толкнув дверь, Тимановский безликой тенью отпрянул в сторону. Мгновенье выждать.
Во время настоящего штурма в этот момент, идущий в авангарде, бросает в проём гранату. Но сегодня работаем мягче. Другие вводные. Привычная пауза и следующий шаг.
Проход внутрь всегда самый опасный. Никогда не знаешь, что там тебя ждёт. Поэтому первым двигается наиболее шустрый. По крайней мере "Медведи" работали именно так.
Убедившись, в "спокойствии", "Паук" юркнул в дверь.
С этой секунды новый отсчёт.
Задержка и Жан исчезает следом.
Теперь моя очередь.
Вход.
Разворот.
Глаза привыкают к сумраку помещения не сразу. Отклоняюсь в сторону, используя часть стены, как прикрытие и лишь затем осторожно заглядываю в комнату.
Затхлый, пропитанный запахом трав, воздух. Горькое марево смога под потолком. Печь-лежанка, дощатые лавы и мутные глазницы окон. Скудная утварь, по тёмным углам.
Мои "немцы" расположились в дальней части хаты. Опустили оружие и стоят у единственной тут кровати, а перед ними, держа руки на коленях, сидят трое. Тёмноволосая, крепкая, лет сорока женщина в сером платке, мальчонка, школьник, с тряпичной куклой под мышкой и дряхлый дед в заношенном донельзя жупане. В руках старика клюка. Такая же кривая и древняя, как и он сам. Глаза жильцов опущены в пол. Табу. Люди смиренны. Высокое начальство стараются не гневить. И лишь ребёнок, не взирая, на запрет, пытается изредка нас рассматривать. Короткими, любопытными попытками.
— Wohnen Sie hier?— спросил я.
Как показалось, на мне мальчишка задержал свой взгляд дольше остальных.
— Вы здесь живёте? — перевёл Маротов.
Не владея ситуацией, свои роли следовало играть до конца.
— Да, господин офицер. — Женщина склонила голову ещё ниже.
— Nur ihr drei?
— Только вы трое?
— Да.
Пацан посмотрел на меня снова. По какой-то причине в этот раз совершенно открыто. Не стал прятать глаз, тщательно изучая мой китель.
— Was?(Что?) — поинтересовался я и подошёл ближе.
Его мать, опасаясь, что ребёнок чем-то разозлил немецкого офицера, наклонила голову сына в пол и бросилась ко мне в ноги.