— Простите его, господин, офицер. Не со зла он. Мал ещё. Не разумеет, что творит.
Пытаясь вымолить прощение, женщина подползла ближе, ухватилась за голенища сапог.
Оставшийся без контроля мальчишка снова поднял на меня глаза. Взор чистый, открытый, уверенный в своей правоте. Что-то окончательно для себя решив, малец вдруг соскочил с места и без тени сомнения двинулся в мою сторону.
— Куда?
Дед попытался было ухватить пострелёнка за штаны, но где уж там, тот легко уклонился от неповоротливой старческой кисти.
Паренёк подошёл вплотную и, дёрнув меня за ремень, неожиданно поинтересовался:
— Мёд любишь?
Не памятуя себя от ужаса, хозяйка рванулась к ребёнку, в одно движение сграбастала того в охапку и вновь уткнула головой в пол.
— Пощадите, господин офицер! Больной он. Плохо соображает. Мы не хотели вас разозлить.
На женщину больно было смотреть. В ожидании неминуемого теперь наказания, она буквально тряслась от страха.
— Пусти, мамка, это ж наши! Они мне за пароль ещё не ответили.
Мальчонка в очередной раз вырвался и, словно он теперь здесь главный, деловито указал на рукав моего кителя.
— Глянь!
Торжествующе ткнул пальцем в заплатку на манжете.
— Ты ж сама делала! Таких никто больше не ставит. И форму цю сцирала. Запамятовала?
Женщина всё ещё не могла прийти в себя от сковавшего её шока.
— Так любишь мёд? — снова спросил маленький подпольщик.
— Очень.
— Не верно! — возмутился мальчишка. — Фомич сказал, вы по-другому ответите.
Я обнял его за плечи, прижал голову ребёнка к себе.
— Убили его. Не успел сообщить как надо.
К общему удивлению мальчишка не заплакал. Медленно отстранился, поднял глаза и посмотрел так, что я сразу осознал — отомстит.
— Говори "липовый", — подсказал ребёнок.
— Липовый. — я поправился.
На мгновение в хате повисла поминальная тишина. Не в состоянии воздать большее, как могли, Фомича уважили.
— Нам помощь ваша нужна, — выждав время, произнёс.
Обратившись к пацану, как ко взрослому, я не ошибся. Паренёк "по-хозяйски" прошёл в закуток у печи, пригласил нас следом.
— Здесь сподручнее.
Вскоре выяснилось, что мальчонку зовут Егором. Иван Фомич был его дедом по линии отца, который в первые дни войны ушёл на фронт и уже полгода, как пропал без вести. Мать Пелагея Петровна и дед Яков Ильич, как могли, помогали партизанам. Однако в последнее время делать это становилось сложнее. Доносчики из числа лояльных к новой власти в округе имелись.
— На время человечка одного у вас оставим, — сообщил я хозяйке дома, — обратно пойдём, заберём.
Видя, что женщина не спешит с ответом, уточнил:
— Девушка. Из гражданских. Подозрений она не вызовет.
— Ну, ведите, коли так, — после минуты тяжких колебаний согласилась, наконец, Пелагея Петровна.
В два шага «Паук» за дверью исчез.
— Станция хорошо охраняется?
Я легонько взъерошил мальчонке волосы.
Тому это явно не понравилось. Пацан вернул причёску обратно, уселся напротив, чинно расправляя замызганные дёгтем, холщовые штаны, и лишь затем, полным уверенности голосом, ответил:
— А как иначе? Знамо дело хорошо. Паровоз то там лидэрны.
Откуда у него такие сведения, оставалось, только догадываться.
— Литерный надо произносить. — поправил я.
Однако Егора это, казалось, ничуть не смутило.
— Полицаи меж собой так говорили.
В хату вошли Воложина и Даринэ. Проведя беглянку к столу, "Паук" усадил её на стул, а сам вернулся к выходящему во двор окну. При виде девушек мальчишка долго их изучал, затем, указав на Дашу, звонко чмокнул губами.
— Красивая.
Воложина одобрительно подняла вверх большой палец, а Маротов усмехнулся. Едва заметно покивал головой.
— Сможешь за ней приглядеть, пока нас не будет?
Малец практически не раздумывая, согласился:
— А то. На что тогда мужики-то нужны?
Я подозвал к себе Лизу. Убедился, что беглянка не смотрит, склонился к уху.
— Объясни Даше, что она пока здесь останется. Не надолго. Пусть не волнуется, мы обязательно за ней вернёмся.
Что теперь делать с девчонкой я, честно признаюсь, не представлял. Если всё из увиденного мной, правда, то передавать её в отряд Ромашина не имело смысла. Чем она там займётся? Раненых лечить станет? Для партизан, может и вариант, но ей явно не подходит. И что тогда? Таскать за собой? Вообще не выход. Группа постоянно на волоске от гибели. Здесь оставить? Тоже мимо. Лишний рот Пелагея уже не прокормит. И так вон дед да пострелёнок на ней.
Я вопросительно взглянул на девушку и вдруг осознал, что та и сама всё понимает. Лишняя она здесь. Не место ей среди нас. Обуза.