Марина (к сыну Милосердова). Эта рыночная гнида своим выступлением решила вашу судьбу. Вас обоих сейчас вышибут.
Сын Милосердова (беспечно). Пусть себе развлекаются. Им же надо выпустить пар.
Аникеева. И все-таки жребий — это не наш путь. Мы не можем продвигаться вперед вслепую.
Смирновский. Мы только это и делаем.
Аникеева. Надо вывести из кооператива четверых. И эта задача нам по плечу. Я согласна с общим мнением об исключении так называемых «блатных». Только я не согласна с формулировкой, это не блатные, это — полезные люди. Что такое Кушакова? Это не директор рынка. Кушакова — это бетон. Кушакова — это железные ворота. Кушакова — это бульдозер. Что такое сын Милосердова — не мне вам объяснять. Но… (Улыбается.)…Что стоит услуга, которая уже оказана? Они свое дело сделали, гараж уже почти готов. Мы должны их исключить, но вынести им при этом благодарность.
Кушакова (с угрозой). Видела я вашу благодарность в гробу в белых тапочках. Мы с вами еще посчитаемся.
Аникеева (Кушаковой). Мне с вами считать нечего.
Кушакова (с издевкой). Так уж прямо нечего. А когда у вас якобы не хватало денег на «Жигули» и вы у меня заняли полторы тысячи…
Аникеева (жестко). Это поклеп! Вы грубо лжете! Это дешевая месть!..
Кушакова. Не такая уж дешевая. Зря я у вас расписки не взяла.
Аникеева. Вы — кляузница!
Кушакова. Значит, плакали мои денежки.
Малаева. Ничего, красавица, вы их быстро наверстаете.
Кушакова. Ну и нравы в этом научном кооперативе. Хуже, чем на рынке.
Аникеева. Я вас привлеку к суду. У меня вон сколько свидетелей!
Кушакова (смеется). А у меня ни одного!
Жена Гуськова. Я — свидетель!
Фетисов (изумленно). Неужели при тебе давали?
Жена Гуськова. Я не видела, но у меня чутье. Я говорила, что правлению в лапу суют!
Кушакова. Мало того, что деньги зажилила, еще судом грозится! Вот смехота!
Аникеева. На суде, гражданка Кушакова, вам будет не до смеха.
Сын Милосердова (к Марине, тихо). По-вашему, Аникеева брала взятку?
Марина. Вне всяких сомнений.
Сын Милосердова. А я не уверен. Доктор наук из-за денег мараться не будет.
Марина. А из-за чего будет?
Сын Милосердова. Из-за продуктов, например.
Аникеева продолжает зачитывать список, с трудом сохраняя видимое спокойствие.
Аникеева (ко всем). Номер три — дочка Смирновского. Хватит им одного гаража на семью.
Марина (Смирновскому). Папа, я тебя предупреждала — не высовывайся! Но меня это все не касается. Ты мне подарил машину, так будь последователен: я ее буду ставить в твой гараж. Тем более что ты молодожен, а с милой рай и без гаража.
Смирновский (отшучивается). Не выйдет, малыш. Я лягу при входе. Ты же не переедешь папочку?
Марина (показывая на себя). Эта? Эта кого хочешь переедет!
Сын Милосердова добродушно смеется. Аникеева заканчивает чтение списка кандидатов на выброс.
Аникеева. И номер четвертый… (После паузы.) Гуськов!
Жена Гуськова (благим матом). Опять Гуськов! Почему Гуськов?
Аникеева (хладнокровно). Потому что нужен кто-то четвертый. Прошу голосовать!
Карпухин. Я категорически «за»! Предложение Аникеевой хорошее: двое блатных, дочка профессора и кто там четвертый… я забыл…
Малаева. Четвертый, конечно, Гуськов…
Карпухин. Гуськов для этого годится! Давайте голосовать.
Жена Гуськова (на пределе отчаяния). Как Гуськов? Почему Гуськов? Опять Гуськов… (Подходит к Карпухину и как-то по-новому долго и странно глядит на него.) Толик, почему у тебя джинсы разорваны? Ты опять дрался?
Карпухин (ухмыляется). Какой я вам Толик? Вы что, спятили?
Жена Гуськова. Толик, не груби маме! Садись делать географию. (Оборачивается к Малаевой.) А ты, Людочка, ешь овсяную кашу. В твоем возрасте очень полезно есть овсяную кашу.
Аникеева. Жена Гуськова, не паясничайте!
Поначалу всем кажется, что это со стороны Гуськовой лишь глупая неуместная шутка.
Сидорин (жене Гуськова). Неутомимая наша, перестаньте нас разыгрывать!
Жена Гуськова (на этот раз Сидорину). Гуськов, ты почему пришел вчера в одиннадцать вечера? Только не ври, что у тебя было собрание. Ты что, завел женщину? (Всхлипывает.) Я понимаю, что после всей этой домашней каторги я уже не такая хорошенькая. Но у нас же двое детей. (Плачет.) Это твои дети, это наши дети! Что же ты молчишь, отвечай!
Присутствующим стало страшно.
Смирновский. Господи, да она помешалась!
И тут в Сидорине просыпается человеческое начало.
Сидорин (обнимает жену Гуськова). Разумная моя, кроме тебя одной… у меня никого нет. Не было и не будет. Я люблю только тебя, и, пожалуйста, успокойся (с душой). пожалуйста, не нервничай. Все будет хорошо. (Карпухину.) Толик! Садись учить географию!
Фетисов (многозначительно, Карпухину). Толик! Не огорчай маму…
Карпухин (растерянно). Да вы что, товарищи…
Фетисов. …А то врежем!
Карпухин (покорно). Ну хорошо, папы.
Сидорин (Малаевой). А ты, Люда, ну-ка ешь кашу!
Малаева (включается в эту печальную игру). Овсяная каша — моя любимая каша.
Жена Гуськова (Сидорину). Гуськов! У нашей Людочки пальто совсем износилось, а девочки теперь ходят такие модные… (Вздыхает.)
Сидорин гладит ее по голове.
(Вдруг будто очнувшись, вздрагивает.) Ой! Господи, что это со мной? Мне что-то холодно.
Жених быстро отдает свое пальто Сидорину. Сидорин укрывает им жену Гуськова.
Тромбонист (жене Гуськова). С тобой все в порядке… Тебя здесь никто в обиду не даст. Хочешь, я для тебя сейчас сыграю что-нибудь хорошее…
Жена Гуськова. Сыграй! (Всхлипывает.)
Тромбонист играет для жены Гуськова нежную, щемящую мелодию.
Вы простите меня. Простите меня, пожалуйста, товарищи!
Сидорин. Ничего.