— Наоборот, — усмехнулся я. — Возвращают в боевую готовность.
Это были «Клещи». Те самые дроны-рабочие, которые совсем недавно заковывали мою избушку в оковы протокола «Колыбель». Теперь же они, получив новый приказ от Ди-Ди через «Нептуна», занимались обратным процессом.
Я с профессиональным интересом наблюдал за их работой.
Это походило на балет высокоточных механизмов.
Одна группа «Клещей» трудилась над стволами нашей спаренной пушки «Гроза» и прочей артиллерией. Их манипуляторы были оснащены миниатюрными индукционными нагревателями. Они подлетали к дульному срезу, и я видел, как индикаторная пломба на криозаглушке, торчащей из ствола, меняет свой цвет с мертвенно-синего на тревожно-красный. Затем, когда лёд внутри ствола подтаивал, другой дрон подхватывал заглушку мощным магнитным захватом и аккуратно извлекал её.
Другая команда занималась пулемётными турелями. Их тонкие, похожие на иглы, манипуляторы проникали в пазы поворотных механизмов и с тихим щелчком извлекали блокирующие титановые штифты. Ещё пара секунд — и турель, освобождённая от оков, делала пробный разворот, словно разминая затёкшие суставы.
А над крышей, где располагалась наша ракетная установка «Ласточка», развернулась самая простая, но одновременно требующая наибольшего числа дронов операция. Несколько «Клещей» открывали массивные замки на титановых шторках, которыми был заблокирован ракетный отсек. Как только очередной замок открывался, подлетали дроны покрупнее, подхватывали тяжёлую шторку и уносили её в сторону, к остальному металлолому.
Именно в этот момент динамики громкой связи в доке ожили.
— НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ ДЕМОНТАЖ СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ! ЭТО НАРУШЕНИЕ ПРОТОКОЛА! ВЕРНИТЕ КОНТРОЛЬ НАД НАШИМИ ДРОНАМИ! — голос портового диспетчера срывался на истерический визг. Он, очевидно, сидел в своей будке, смотрел на мониторы и ничего не мог поделать. Его система управления была взломана, «Клещи» его не слушались. Он стал царём без царства.
— Эй! Вы! Трое! — заорал он, заметив нас. — Вы что себе позволяете⁈ Это частная собственность! Я вызываю службу безопасности! Вас арестуют!
— Боюсь, они немного заняты, — лениво протянула Кармилла, оглядываясь на застывших в почётном карауле бойцов у входа. — Оказывают нам всяческое содействие.
— Я… я активирую орудия дока! — взвизгнул диспетчер. — Я превращу вашу развалюху в груду металлолома!
Я увидел, как дёрнулись и начали разворачиваться в нашу сторону массивные орудия, установленные под потолком дока. Но, сделав полуоборот, они замерли, а затем с жалким писком вернулись в исходное положение.
— Кажется, у кого-то проблемы с доступом, — хмыкнул я. — Диспетчер, не стоит так нервничать. Вредно для пищеварения. Мы уже уходим.
— Да я вас… я вас… — он захлёбывался от ярости и бессилия.
— Мне всё же не нравится то, что мы делаем, — буркнула Лекса, шагая следом за мной к избушке.
— Поздно пить боржоми, когда почки отказали, — философски заметил я. — Раз уж начали нарушать закон, придётся идти до конца.
— Иначе как-то не солидно получится, — хохотнула Кармилла.
С тихим скрипом с борта избушки опустилась подъёмная платформа. Двери открылись, внутри на экране в уютном кресле-качалке, сидела проекция Ядвиги и вязала на спицах какой-то бесконечный шарф.
— А вот и соколики мои ясные пожаловали! — прошамкала она. — Заждалась вас, касатики! Уж и самовар простыл, и пирожки с капустой остыли! Заходите, не стесняйтесь, в ногах правды нет!
Мы шагнули на платформу. Она плавно тронулась и поползла вверх, унося нас в гостеприимное чрево нашего дома.
Я бросил последний взгляд вниз.
На ошарашенных, постепенно приходящих в себя, но всё ещё стоящих по стойке «смирно» охранников. На удаляющих дронов.
И на одинокую фигурку диспетчера, который, судя по доносившимся из динамиков звукам, колотил кулаками по своей панели управления и изрыгал проклятия.
Да. Возвращение домой — это всегда приятно.
Особенно, когда тебя встречают с таким размахом.
Подъёмник с тихим шипением доставил нас в шлюз.
Мы направились на мостик. Кармилла по дороге заглянула в свою каюту и натянула вместо моего плаща короткое платье.
Двери командного отсека разъехались.
Воздух здесь был другим — родным, пропитанным слабым ароматом кофе и чем-то неуловимо-женским, смесью десятка разных духов, которые, вопреки всякой логике, не смешивались, а создавали уникальный, неповторимый букет. Букет моего сумасшедшего цветника.