— Господин фон Штербен! — выкрикнул кто-то с задних рядов. — А как насчёт уязвимости крыльев? Вы упомянули, что это самый сложный элемент.
— Ещё один прекрасный вопрос! — не моргнув глазом, ответил Магнус. — Да, крылья — это сложнейший механизм. Однако попасть в них на скорости в девятьсот километров в час — это всё равно что пытаться подстрелить комара из гаубицы. Возможно. Но крайне маловероятно. К тому же, система управления дублирована. Потеря одного крыла не приведёт к потере управления. «Мухолёт» просто станет чуть менее грациозным. Но не менее смертоносным. Потеря же всех крыльев не означает падения, ведь сохраняются турбины.
Он отвечал на вопросы легко, изящно, отбивая любую критику, превращая любой недостаток в достоинство. Он был прирождённым продавцом.
Продавцом смерти.
Я сидел и слушал весь этот бред, и во мне медленно закипала холодная, концентрированная ярость. Я смотрел на этого лощёного ублюдка, на его идеальную улыбку, на его самодовольные жесты. И знал, что должен его убить. Не ради мести. Не ради справедливости. А просто для того, чтобы этот мир стал хоть немного чище и получил шанс на другое будущее.
Презентация закончилась.
Крылья и орудия Цверга пришли в движение, демонстрируя свою мощь, но без полёта и стрельбы. Акционеры начали возбуждённо переговариваться, предвкушая барыши. Многие встали со своих мест, чтобы взглянуть на машину ближе.
А я остался сидеть. Я смотрел на сцену, на этого механического монстра, на его создателя. И знал, что другого шанса может не быть.
Пора начинать.
Мой план был прост, как удар молотком по голове. И примерно столь же изящен.
Я собирался подойти к Магнусу и вонзить ему в сердце свой «секач». Прямо здесь. На глазах у сотен свидетелей, под прицелом десятков камер. Глупо? Безрассудно? О, да. Но в этом и вся прелесть.
В обычном мире такой поступок будет концом. Билетом в один конец в самую глубокую и тёмную дыру, которую только сможет выкопать система правосудия. Но мой мир уже давно не является обычным. У меня есть козырь. Маленький, металлический, испещрённый инопланетными символами козырь. Гиперкуб.
Эта штуковина, случайно доставшаяся мне от зелёных гоблинов, моя страховка. Моя кнопка «отмена». Мой личный бог из машины, который может позволить мне совершать самые идиотские поступки, а потом просто отматывать плёнку назад и делать вид, что ничего не было.
Ведь Магнус не зря позвал меня на эту выставку.
Это его демонстрация силы. Он играет со мной. Он полностью уверен, что я либо ничего не сделаю, потому что не захочу уничтожить самого себя. Либо что его система безопасности настолько совершенна, что защитит от сорвавшегося с цепи сверхчеловека.
Вот и проверим её на прочность.
Это пригодится позже, когда я нанесу ему настоящий удар.
А сегодня… убью его на пробу.
Порепетирую, так сказать.
И самый смак, что я могу пробовать снова и снова.
Пока не получится. Пока не найду идеальный момент, идеальный угол, идеальный способ отправить этого ублюдка в ад.
Возможно, я даже получу удовольствие от этого. В конце концов, меня вырастили в пробирке с одной целью — уничтожить Кощея. Меня готовили к войне с ним с детства. Я сражался против его армады. Я терял друзей и братьев с моим же лицом, пытаясь добраться до него.
Теперь я здесь. Смотрю на его самодовольную улыбку.
И мне глубоко плевать на последствия.
Если получится… возможно, я даже не стану отматывать время назад.
Мне действительно плевать.
На общественное мнение, на заголовки в газетах, на свою репутацию «героя». Всё это — мишура. Пыль. Единственное, что имеет значение, — это цель, к которой я шёл всю свою жизнь. Уничтожение Кощея. И вот он, стоит в нескольких десятках метров от меня, горделивый, блестящий, уверенный в своей неуязвимости.
Я медленно поднялся. Пора начинать представление.
Напряжение мышц, адреналин, кровь бешено течёт по сосудам.
Мир для меня замедлился, превратившись в вязкий, тягучий кисель. Гул толпы стал низким, утробным рёвом. Я видел, как медленно поворачиваются головы, как застывают в воздухе капли шампанского, выплеснувшегося из бокала какого-то хохочущего толстосума. Я видел удивление, любопытство, скуку на лицах этих людей, которые ещё не понимали, что сейчас станут свидетелями чего-то настоящего.