Он даже не успел развернуться. Он просто почувствовал холодное прикосновение стали у своего сердца.
Мой «секач» с тихим, почти интимным «шш-клик» вышел из протеза и вошёл в его спину, пробив куртку, кожу, мышцы, рёбра и сердце. Легко, как нож входит в масло.
На улице воцарилась гробовая тишина.
Все альпы, включая заносчивую Кристалл, застыли, как соляные столпы.
Их лица выражали одну-единственную эмоцию.
Полное, абсолютное, всепоглощающее охренение.
Они не могли поверить в то, что увидели.
Их лидер, их защитник, их самый сильный воин, пронзён, как бабочка иглой, прежде чем успел хотя бы закончить выпад.
Валериус хрипло выдохнул, из его рта брызнула кровь. Он посмотрел на меня через плечо, не веря в произошедшее.
Я наклонился к его уху. Мои глаза вспыхнули ровным, немигающим, рубиновым светом. Тем самым светом, который сейчас горел в глазах каждого из них.
— Бу, — шепнул я, и этот простой слог прокатился по всем вампирам вокруг, будто разряд тока.
Тело Валериуса содрогнулось. Не от боли. От ужаса. Он почувствовал это. Почувствовал силу, текущую во мне. Силу его мёртвого бога.
Я держал его на клинке, не давая упасть. Он не умирал. Чтобы убить альпа, нужно отрубить ему голову. Но кровь, тёмная, почти чёрная, уже пропитывала его футболку, капая на пыльную землю. И с кровью он терял силу, слабел с каждой секундой.
Я медленно повернул голову и окинул взглядом его ошарашенную свиту. Вампиры понимают только один язык, придётся говорить именно на нём.
— А теперь, дети мои, — мой изменившийся голос проникал им прямо в мозг, заставляя инстинктивно съёживаться. — Урок номер один. Никогда, слышите, никогда не связывайтесь с тем, кто стоит на несколько ступеней выше вас в пищевой цепи. Это непродуктивно. И очень, очень больно.
Я слегка провернул клинок в груди вампира. Валериус захрипел, его идеальное лицо исказилось от боли. Он даже не мог попытаться придушить меня волосами. Вообще не мог пошевелить ни единым волоском. Потому что я запретил.
— Урок номер два, — продолжил я. — Почуяв приближение высшего хищника, лучше сразу валить и не строить из себя всякую пафосную хрень. А ведь вы знали, что я иду. Вы почуяли меня, как я почуял вас. Просто не поверили своей чуйке. Очень зря.
— Кто ты? — сдавленно прохрипел Валериус.
— Вы же отлично знаете, кто я, — усмешка. — Я капитан Волк. Убийца высшего. Неужели вы думали, что за такой подвиг не полагается награда? И я вовсе не про орден из рук императора. Вы, со своей тысячелетней историей, так ничего и не поняли. Силу нельзя уничтожить. Её можно только… перераспределить.
Я приподнял Валериуса на клинке, заставляя его посмотреть на меня.
— Про закон сохранения энергии слышали? — уточнил я. — Энергия не может быть создана или уничтожена, она может только переходить из одной формы в другую или передаваться от одного объекта к другому.
Кармилла тихо хохотнула и неспешно захлопала в ладоши.
А я продолжал запугивать бедных кровососов:
— Я не просто убил вашего бога, идиоты. Я съел его. Я выпил его силу до последней капли. Я поглотил его сущность. Всё, чем он был, теперь — часть меня. Его ярость. Его мощь. Его право повелевать.
Я расширил поле психического воздействия, накрывая им всех присутствующих. Они вздрогнули, как от удара хлыстом. Их глаза расширились от ужаса. Они чувствовали это. Ауру высшего альпа. Ауру своего мёртвого лидера, исходящую от меня.
— Так что, когда вы решили напасть на меня, вы напали на своего нового бога. И, должен сказать, я очень, очень разочарован своей паствой. Вы оказались глупыми, самонадеянными и на удивление плохо одетыми. Но ничего. У нас будет много времени, чтобы это исправить. Если, конечно, вы переживёте сегодняшний день.
Тишина, повисшая на улице, казалась гуще, чем мазут в президентском баке Хур-Хура.
Дюжина чистокровных альпов, ещё минуту назад источавших столько высокомерия, что им можно было запитать небольшой город, теперь стояли, как вкопанные.
Их идеальные, аристократические лица застыли в одной и той же гримасе.
В гримасе тотального ужаса.
Они посмотрели на меня. На Валериуса, безвольно обмякшего на моём клинке. И снова на меня. Их коллективный разум, очевидно, пытался обработать полученные данные, но процессор явно не справлялся. В их глазах, красных, как стоп-сигналы, читался один-единственный, глобальный системный сбой.
Я чувствовал их. Каждого.
Их страх — холодный и липкий, как пот на спине приговорённого к смерти.
Их шок — острый, как осколок стекла.