Это была не сделка. Это был ультиматум. Выбор между верностью своим подругам и последним шансом увидеть мать.
И Лекса сломалась. Она рассказала всё.
Всех сдала.
И она до сих пор помнила, как Ворона, закованная в наручники, смотрела на неё горящими от ненависти глазами.
— Ты предала своих! — орала она, брызжа слюной, пока конвоиры тащили её по коридору. — Предательница!
Эти слова выжгли клеймо у Лексы на душе.
Потому что это чистая правда.
Чтобы не сойти с ума от боли и чувства вины, Лекса заперла это воспоминание в самый дальний, самый тёмный уголок своего сознания. Она убедила себя, что поступила правильно. Что ей не оставили другого выхода.
Мать выписали из больницы, но она так и не оправилась. После инфаркта у неё развились осложнения. Через год её сердце остановилось.
Лекса осталась одна.
Она переехала к тёте и, благодаря покровительству Бегемота, поступила в полицейскую академию. Она вгрызалась в учебу, тренировалась до изнеможения, выслуживалась, как могла, пытаясь кровью и потом смыть с себя клеймо преступницы.
Ей повезло, что её вообще приняли в полицию. Но послевоенное время, когда людей в правоохранительных органах катастрофически не хватало, и заступничество начальника контртеррористической полиции помогли.
Однако прошлое не отпустило.
Лекса жила в постоянном страхе. Ей часто пытались отомстить ребята из её прошлой жизни. Укрепленные двери в квартире тёти, сложная система безопасности — всё это стало нормой жизни. Силовые перчатки спасали её снова и снова.
Со временем она заработала репутацию железной дочери контртеррористического управления. Жёсткая, бескомпромиссная, эффективная. Все забыли, с чего началась её история. Все, кроме неё самой.
БУЛЬК-ХРРРР… ПШШШШШШУУУУХ!
Храп осьминожихи вернул Лексу в настоящее. Она сидела в камере.
Совсем как тогда, перед выбором, навсегда перевернувшим её жизнь.
От этого в её душе просыпался прежний страх.
Лекса ненавидела ощущать себя слабой и уязвимой.
Но сейчас её лишили оружия и заперли в клетке.
Синица снова попалась.
Мы вызвали такси. Накрапывал дождь, отлично гармонируя с пасмурным настроением.
Сэша подставляла ладони, оставаясь под козырьком крыльца, и радостно пила.
Шондра её ругала, а Кармилла усмехалась. Всё, как обычно.
Подъехала машина.
Снова минивэн и поездка по ночному городу в компании моего цветника.
Я уселся между Розой и Ди-Ди, а на соседнем сидении Кармилла мурлыкала себе под нос очередную легкомысленную песенку:
Лекса всех в конец достала,
Много штрафов нахватала!
Если выдать ей люлей,
Она станет веселей!
Только кити выручает
И улыбочкой сияет!
Видно хочет наша кошка
Потусить ещё немножко!
Как же мне-то поступить,
Чтобы Волка соблазнить?
Улыбаться нет резона
И грустить причины нет.
Что же делать, как же быть?
Я хочу любимой быть!
Чтобы снова наказал,
Снова колом отъе… отпихал!
Шондра, которая до этого молча смотрела в окно, повернулась и хмуро посмотрела на вампиршу.
— А чего это у тебя грустить причины нет? Вы с Лексой вдвоём пляж разнесли.
Кармилла прервала свою арию и одарила Шондру самой ослепительной и ядовитой улыбкой.
— О, дорогая, не сравнивай милые проделки с полным безумием. Да, мы обе немного… пошалили. Но всё же наша полицейская провинилась гораздо сильнее, верно? — вампирша изящно откинулась к спинке, её красные глаза заблестели в полумраке салона. — Это ведь она предложила выяснить отношения «мирно», но сорвалась и нацепила силовые перчатки, нарушая правила — а ещё блюстительница порядка! Но что хуже всего, она подняла руку на Фенечку. На беззащитного пушистика. На члена собственного экипажа. — Кармилла картинно вздохнула и приложила руку к груди. — Ох, Волк! Я ей даже немного завидую. Уверена, её ты накажешь от всей души!
Я стиснул челюсти.
Обсуждать методы воспитания Лексы со всей командой мне хотелось меньше всего. Чтобы сменить тему, я повернулся к Вайлет, которая сидела рядом с Сэшей и, как всегда, была погружена во внутренние расчеты.