Каждый толчок заставлял её грудь подпрыгивать.
Мы нашли общий ритм.
Кресло скрипело под нами, протестуя.
Моя бионическая рука сжимала её упругую задницу, направляя движения. Настоящая рука мяла грудь, большой палец тёр сосок. Я чувствовал, как внутри неё всё сжимается сильнее, как нарастают ощущения.
— Волк! Я… я… кити-кити! — её крик был высоким, переходящим в мурлыканье.
Тело девушки напряглось, как тетива лука, затем её накрыло.
Оргазм прокатился по ней судорогой, заставив выгнуться дугой.
Внутренние мышцы сжали меня с невероятной силой, пульсируя волнами тепла.
Это ощущение — её конвульсивное сжатие вокруг меня — стало спусковым крючком.
Мой собственный оргазм грянул, как ударная волна от взрыва.
Глубокий, мощный, вырывающийся из самой глубины.
Я впился зубами в её плечо, заглушая рык, и толкнулся в неё в последний раз, до упора, чувствуя, как горячая волна окатывает её изнутри.
Пульсации казались бесконечными, выжимая из меня всё до последней капли.
Я растворялся в море чистейшего, животного блаженства.
Мы замерли, слившись воедино, тяжело дыша и слушая стук сердца.
Её тело обмякло на мне, мурлыканье стало громким, довольным.
Она соскочила с члена и устроилась у меня на груди.
Я обнял её, чувствуя умиротворение. Почти дзен, блин.
Пахло сексом, её цветочным ароматом и моим коньяком.
По телу растекалась сладкая усталость.
Голова в кое-то веки опустела. Только покой. И Сэша.
Тёплая, мурлыкающая, довольная Сэша на моих коленях.
— Ну что… — я усмехнулся, гладя её по волосам. — Бассейн ещё актуален?
Она лениво подняла голову, её глаза сияли лукавством.
— Мур-мяу… — она потянулась и лизнула меня по подбородку. — Но я же провинилась! — ничуть не смутившись, заявила она. — А провинившихся кошечек нужно наказывать, верно? А то они так и не поймут, что были неправы.
С этими словами она поднялась и забралась на большую постель.
Ещё недавно ту застилали шёлковые простыни, но мне не понравилось. Так что сейчас на дорогой кровати красовалась обычная хлопковая ткань — куда приятнее, чем скользящий холод шёлка.
Сэша встала на четвереньки, вызывающе прогнувшись в спине.
И подставила мне попку.
Её пушистый хвост игриво вильнул из стороны в сторону.
— Я готова принять наказание, капитан, — её голос наполнился притворным смирением.
— Ощущаю дурное влияние Кармиллы, — усмехнулся я и поднялся.
От такого предложения действительно нельзя отказываться.
Я подошёл к кровати и остановился за спиной Сэши.
Кошечка замерла в ожидании, её хвост перестал вилять.
Моя ладонь опустилась на её упругую ягодицу.
Раздался громкий, сочный шлепок.
Сэша вздрогнула от неожиданности.
Похоже, она думала, что я просто снова оттрахаю её.
Ай-яй-яй. Совсем уже барышни поощрение с наказанием перепутали.
Затем последовал второй, третий, четвёртый шлепок.
Я шлёпал её долго и тщательно, не вкладывая злости и лишней силы.
Но очень звонко. Шлёп! Шлёп! Шлёп!
Её кожа под моей ладонью быстро покраснела.
— За то, что сбежала от остальных, — приговаривал я. — За то, что тайком последовала за Шондрой в лес. За то, что шлялась одна там, где опасно, пока не вляпалась в неприятности. И вообще за то, что хреново себя ведёшь!
— Ну, кити-кити, Волк! — обиженно косилась она. — Я же всего один разик сбежала!
— И все один разик чуть не пошла на корм осьминогу!
Шлёп!
Она пыхтела и постанывала.
А я чувствовал, как это наказание заводит меня.
Кровь снова прилила к паху, разгоняя по телу горячую волну желания.
Наконец, я прекратил шлёпать.
Её попка пылала.
Я сбросил халат, и он глухо упал на пол.
Одним движением сдвинул в сторону тонкую полоску ткани, которая успела вернуться на место. Приставил головку члена и резко вошёл.
Сэша подалась назад, принимая меня полностью.
Её горячее, влажное тело чуть задрожало.
Моя рука сжалась у основания кошачьего хвоста — для удобства.
Я снова начал шлёпать её, но теперь в такт моим движениям.
Шлепки получались хлёсткими. Теперь я не бил её открытой ладонью, моя рука летала вверх-вниз и стегала, стегала, стегала.
— Ай, ай, Волк! Ну хватит уже! Ты больно шлёпаешь!
— Кто ж тебе сказал, что наказание должно нравиться? — усмехнулся я, продолжая двигать бёдрами и рукой.
Звонкие, ритмичные шлепки смешивались с её стонами, создавая дикую, первобытную музыку.