«Антеро» медленно пополз к стальному трупу. И в этот момент на сцене появился Беркут.
Его «Мехатиран-27» выскочил из-за холма, словно первобытный бог ярости.
Он не шёл, он бежал с полыхающими за спиной турбинами, сотрясая землю. Его гироскопы работали на пределе, балансируя многотонную тушу. Он несся прямо наперерез «Пардам».
— Получайте, котята! — голос Беркута в эфире был полон дикого, первобытного восторга.
«Челюсти Тирана» — спаренная 203-мм гаубица в «голове» его машины — выплюнула два снаряда. Один из «Пардов», не успев увернуться, озарился огненным шаром. Его собратья тут же рассредоточились и открыли ответный огонь. Ракеты «Рывок-М» устремились к «Мехатирану».
Беркут был не только психом, но и гениальным пилотом.
Он заставил своего двуногого гиганта резко присесть, почти упасть на одно колено, пропуская большую часть ракет над головой. Одновременно его пушки «Коготь» в коротких руках-манипуляторах вели огонь по оставшимся «Пардам».
Один из охотников, самый наглый, решил проскочить мимо и всё-таки добраться до нас. Он пронесся рядом с «Мехатираном», стреляя на ходу. Беркут взревел от ярости. Он не стал разворачивать на него орудия. Вместо этого он сделал то, чего не сделает ни один здравомыслящий пилот. Он ударил хвостом.
Длинный хвост-противовес его машины, массивный кусок бронированной стали, со свистом рассек воздух и врезался в борт «Парда». Раздался чудовищный скрежет. Изящный охотник кувыркнулся в воздухе, как сбитая кегля, и рухнул на землю. Слаженный залп из орудий «Мехатирана» уже не позволил ему подняться.
Последний «Пард», видя, что дело дрянь, попытался отступить. Но было поздно. Мой «Антеро» уже вышел на удобную позицию, и бортовые орудия получили нужный угол для стрельбы.
— Левый борт, огонь по последней цели!
Дюжина 152-мм орудий ударила одновременно. От дружно грянувших по важнейшим узлам взрывов, кошак завалился на бок, все его бортовые системы вырубились — только лапы ещё слегка подёргивались, как у настоящего умирающего зверя. «Пард» превратился в сотни тон покорёженного металла с быстро рассеивающимся облаком дыма.
На мостике на несколько секунд воцарилась тишина. Все тяжело дышали.
— Спасибо, Беркут. Снова должен буду, — сказал я по связи.
— Занеси в счёт, — хохотнул тот в ответ. — У меня тут краска поцарапана. И вообще, что за манеры, Волк? Заставляешь старика бегать за тебя.
Я позволил себе кривую усмешку. Угроза миновала. По крайней мере, эта. Я бросил взгляд на Лиланду. Она сидела в своем кресле, вцепившись в подлокотники так, что побелели костяшки голубых пальцев. Но на её лице не было страха. Было… восхищение. Изумленное, почти детское восхищение этой смертельной игрой.
— Неплохая командная работа, капитан, — тихо сказала она.
— Мы просто хорошо знаем, кто из нас на что способен, — ответил я, снова поворачиваясь к панораме боя.
Сражение продолжалось. В центре, окруженный врагами, отбивался флагманский «Дредноут». Его бесчисленные орудия создавали вокруг него сплошную зону смерти. Но и по нему вели непрерывный огонь. На его броне то и дело вспыхивали взрывы.
Битва только входила в свою самую жестокую фазу.
И глядя на это море огня и стали, я понимал, что сегодня многим из нас предстоит остаться здесь навсегда, присоединившись к ржавым скелетам старых богов.
— Огонь по «Наковальне», — скомандовал я, заметив движущийся в нашу сторону тяжело вооружённый приземистый Дестро.
Хватило одной удачно выпущенной ракеты, чтобы превратить этого безумца в груду остывающего металлолома.
После мы уничтожили плотным огнём сразу два десятка треножников.
Дальше нам навстречу выехали механоиды более совершенно типа, чем уже подбитый.
Краткий миг торжества растворился в новом грохоте орудий так же быстро, как капля дождя на раскаленном металле. Долина Смерти не давала передышек. Она лишь меняла способы убийства.
Но потом… что-то изменилось…
— Они отступают! — голос оператора радара был полон неуверенного оптимизма. — Основная линия Конфедерации пятится!
Я всмотрелся в тактический дисплей. И правда, красные иконки, обозначавшие их тяжелые и средние Волоты, медленно откатывались назад. Но в этом не было паники разгромленной армии. Это было упорядоченное, почти элегантное отступление. Слишком правильное. Словно дирижёр уводил со сцены оркестр, чтобы дать дорогу солисту.