Наступила тишина.
Такая густая и звенящая, что, казалось, её можно потрогать.
Я видел, как мозг Кармиллы обрабатывает полученную информацию. Видел, как на её лице сменяются эмоции: гнев, недоумение, осознание и, наконец, абсолютный, вселенский шок.
И её волосы… о, это было незабываемо.
Они замерли.
Не просто перестали шевелиться. Они застыли в воздухе в тех самых причудливых, агрессивных позах, в которых находились секунду назад. Словно какой-то безумный скульптор изваял памятник вампирской ярости и внезапно умер, не закончив работу. Несколько прядей так и остались висеть в сантиметре от лица киборга, твёрдые и неподвижные, как сталактиты.
Кармилла стояла посреди гостиной, как соляной столб. Её алые глаза стали размером с блюдца. Она медленно, очень медленно открыла рот, но не издала ни звука.
И в этот момент в комнату, словно пушистый ураган, влетела Сэша.
Она, очевидно, услышала крики и примчалась на помощь.
Или просто подслушивала, эта кошатина очень любопытная.
— Кити-кити! Что случилось⁈ Я слышала, кто-то кричал! Волк, тебя обижают⁈
Ангорийка остановилась, увидев застывшую Кармиллу, и её взгляд тут же наполнился восторгом.
— Ой, Кармиллочка, какая у тебя причёска! Как в том мультике про злую королеву! Тебе так идёт!
Но тут до её кошачьих мозгов дошёл смысл последних слов Вайлет. Сэша всё подслушала. И, как всегда, поняла всё по-своему.
Её лицо просияло.
— ДЕТКИ! — радостно взвизгнула она, и этот визг, кажется, окончательно выбил из Кармиллы остатки разума. — Я всё слышала! У нас будут детки! Ура!
Сэша подскочила к окаменевшей вампирше и сжала её в объятиях так, что та покачнулась — скорее от шока, чем от веса кошкодевочки.
— Кармиллочка, я так за тебя рада! — затараторила она, прижимаясь к вампирской груди. — Мы все будем мамочками! Будем вместе гулять с колясочками! Будем покупать маленькие-маленькие одёжки! Будем нянчить деток друг друга! Представляешь, как здорово⁈ Мои будут пушистые, а твои — с клыками! Мы будем самой лучшей семьёй на свете, кити-кити!
Лицо Кармиллы приобрело оттенок асфальта.
Перспектива материнства, да ещё в такой восторженной компании, оказалась для неё страшнее, чем чеснок и осиновый кол для её киношных собратьев. Она смотрела в одну точку невидящим взглядом, и я почти физически ощущал, как в её голове происходит каскадный сбой всех систем.
Не… ну понять-то можно. Она три века прожила, чётко зная, что бесплодна.
А тут такая радость… прямо по башке…
Я посмотрел на эту живописную группу: Вайлет с её непроницаемым лицом, Сэша, светящаяся от счастья, и Кармилла, застывшая в позе трагического ужаса.
На моих губах сама собой появилась ухмылка.
Я медленно отступил к двери своего кабинета.
— Ну, Вайлет, — сказал я. — Сама заварила кашу. Сама и расхлёбывай.
Она лишь едва заметно кивнула. Видимо, её аналитический модуль уже просчитывал варианты вывода Кармиллы из кататонического ступора.
Я скользнул в свою комнату и запер дверь, оставляя их наедине. Из-за двери ещё доносились радостные вопли Сэши про «пелёночки» и «погремушечки».
Кабинет вице-президента Грейдера в Ходдимире служил воплощением его амбиций: монументальный, холодный и до блеска отполированный.
Огромный стол из тёмного дерева, панорамное окно с видом на город, который ему предстояло защитить, и воздух, пропитанный запахом дорогой кожи.
Сам Грейдер, в идеально отглаженном костюме, стоял у окна, но смотрел не на город, а на своё отражение в нём.
В руке он держал тонкий планшет, на экране которого светилось досье.
Досье на человека, ставшего его личной головной болью, его навязчивой идеей, его персональным демоном.
ОБЪЕКТ: ВОЛК.
СТАТУС: ГЕРОЙ.
УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ!!!
Последнее слово Грейдер дописал лично, красным цветом.
Дверь бесшумно открылась, и в кабинет, ступая так, словно боялся поцарапать дорогой паркет, вошёл его помощник — щуплый, бледный человечек с бегающими глазками и вечно виноватым выражением лица.
— Сэр, — пролепетал он, сжимая в потных руках папку. — Свежие разведданные. Как вы и просили.
Грейдер медленно обернулся, его лицо осталось маской ледяного спокойствия, которое он так долго культивировал.