— Ты убивала людей? — спросил он.
— Глупый вопрос. Люди, гномы, орки… сородичи, не согласные с волей короля. Я, знаешь ли хороший солдат и выполняю приказы. Осознание греха приходит лишь потом, с течением времени. Когда узнаешь истину и реальное положение вещей. Вот так-то…
— На каждом из нес висит грех, — Арон наполнил бокал и протянул Лине.
— Какой же грех на тебе? — иронично осведомилась она.
— Гордыня. А еще глупость, — рассудил Арон. — Я едва не убил человека. Женщину, любившую меня, наверное, сильнее, чем собственная мать.
— Неужели? Как это было?
— Тебе лучше не знать. Скажу только что виной всему глупая игра и чрезмерная вера в себя. Меня предупреждали ни раз. Наказывали за это, но я был глух… Но это случилось. В последствии она осталась жива, но получила страшные увечья. А я свои шрамы и….
Арон не договорил. Отпив вина из бокала, он замолк. Продолжать рассказ он не хотел, да и не имел права.
— Можешь не продолжать, — Лина погладила его по плечу. — Я помню какова твоя боль.
— Ну, этим не закончилось, — усмехнулся он. — Я ушел из дому в 17 лет и успел хорошенько нагрешить в разных местах. Не всегда по своей воле и не всегда намеренно. Но в некоторых селениях мне лучше не появляться никогда. Как говорится, не делай добра не получишь зла…
— Сколько тебе сейчас?
— Двадцать семь, задумавшись ответил кузнец.
— Такой молоденький, и такой несчастный….
— Почему сразу несчастный? — возмутился Арон. — Бывают и приятные моменты. Вот как сейчас, например. Не все так плохо. Когда окунешься во все тяжкие и отхватишь сполна, учишься радоваться простым вещам.
— Это верно… — вздохнула она и придвинулась ближе.
— Замерзла?
— Нет. Просто обнять хочу. Не знаю, что на меня вчера нашло. Почему попросила не запирать дверь, почему злюсь на Ниму… Что-то в тебе есть такое, что будоражит девичью душу. Ты сильный, умный, а главное добрый. Поверь, этого не скрыть. И пахнешь ты совершенно по-особому, не как все люди.
— Как тебя понять?
— Ну… вот есть ржаная лепешка, а есть шоколад. Ты ведь знаешь, что такое шоколад?
Арон кивнул.
— Так вот, все как лепешки, а ты как шоколад. Хоть и горький.
Кузнец рассмеялся негромко и тоже откинулся на покрывало. Лина тут же переползла и положила голову ему на живот.
— Скоро стемнеет… — проговорила она.
— Хочешь уйти?
— Не то, чтобы очень… Просто завтра будет тяжелый для всех нас день. Полный слез и горестных воспоминаний. Ведь ты приласкаешь меня сегодня?
— Здесь? — смутился кузнец ее прямоте.
— Можно, конечно, и здесь… но я предпочла бы твой маленький уютный домик. Там есть где умыться?
— Я согрею тебе воды, если хочешь.
— Хочу… — закивала она головой. — Ой как хочу.
Сложив остатки еды и вино в корзину, они встряхнули подстилку и свернули ее. Шагая по мелкому белому песку, они направились к скале. Совершив вечернее омовение, они уединились. Кузнец был нежен и осторожен. Еще до заката он довел Лину до исступления и помог опустошиться. В самом конце любовного танца, изнемогая от экстаза, она позволила ему войти. Кузнец наполнил ее сосуд и оставил содрогаться на простынях. На глазах Лины блестели слезы, тушь потекла с ресниц, но на губах играла блаженная, полная сладострастия улыбка.
— Это было прекрасно… — прошептала она чуть слышно. — Теперь у нас будут дети…
— Все может быть… — отозвался кузнец спокойно.
— Да шучу я, мы здесь все горькое вино пьем. Не просто же так его привозят…
— Не факт, что поможет… — зевнув ответил кузнец и пожелал приятных снов.
Одарив его долгим задумчивым взглядом, она так и не поняла, был ли он серьезен или просто подыграл. Проворочавшись битый час, она наконец уснула. Ушла Лина рано, еще затемно. Не желая будить кузнеца, она тихо оделась и закусила остатками вчерашнего пикника. Легко перемахнув через забор, она скрылась в тени и была такова…
Глава 18. Корпус ХАБа
День выдался дождливым. Мелкая изморось жирной пеленой оседала на коже. Пару раз прошел ливень, проселочные дороги размыло. Выкупив Ками у сердобольного торговца, Ольгерд купил ей коня и уже втроем они отправились в дорогу. Путь лежал в ближайший оплот ХАБа, тот самый в котором они пережидали неспокойные дни. Всю дорогу жрица молчала, не поднимала глаз и куталась в подаренном ей плаще с глубоким капюшоном. В такую погоду он здорово пригодился. Преодолев с горем пополам несколько километров слякоти, путники углубились в лес и вышли на отсыпанную гравием дорогу. Теперь можно было никуда не сворачивать, ибо она была безопасна и вела прямиком к оплоту братства. После заключения договора Ольгерд заметил, что и у него на теле тоже появилась небольшая татуировка, которая слегка саднила. Она проявилась на внутренней стороне предплечья, ближе к локтю. Такая метка наделяла одного человека властью над другим человеком или существом. Он не был сторонником рабства или фанатом татуировок, но находил метку занятной.