— Без энцефалоскопа это можно было узнать только вскрыв череп, — нисколько не удивился Александров. — Но такая техника для базы не предусмотрена. Предполагается, что расстройства психики у солдата есть следствие лени и трусости, поэтому они, то есть расстройства, лечатся сугубо дисциплинарно. А теперь самое главное…
Новый лист.
— Седьмой час. Повышение температуры тела до сорока трех градусов. Приступы агрессии, речь полностью потеряла связность, но при этом явно и определенно структурирована. Как будто он изобретал свой собственный язык прямо по ходу, так сказать, "общения". С этой минуты бокс загерметизирован, все действия персонал проводил с помощью манипуляторов.
— Раньше никак? — спросил Тамас.
— А раньше они не работали, — честно сообщил Александров. — Там такая хитрая штука нужна, для передачи импульса копирам, она давно сломана, а сделать из подручных средств невозможно. Пришлось снимать с сервитора, когда он закончил с "восемнадцатым". Все равно машину на слом.
— Да, киборг — все, закончился, — вставила Туэрка. Ее голос, не приглушенный маской и капюшоном, оказался чуть резковат, но тоже довольно приятный. Уве тихонько вздохнул.
— Не восстановить? — скривился комиссар.
— Никак, — развела руками девушка. — Механика еще кое‑как работает, а вот то, что осталось от мозга — никак не функционирует. Как будто все нейроны посгорали. То есть конечно они не сгорели, но сигналы не проходят…
Она замялась и, в поисках нужного слова, покрутила в воздухе маленькими худыми руками, на которых свободно болтались рукава старого, много раз чиненого и латаного комбинезона. Холанн мимолетно подумал, что Волт стал обителью малоразмерных людей.
— Понял, — Тамас прервал мучения Туэрки.
— Восьмой час. Пациент по сути мертв — температура тела перешла порог денатурации белка. Выделительная система полностью отключилась, уровень токсинов в крови десятикратно превысил условный порог смертельного содержания. Но как видите — он вполне…
Александров вздохнул и развел руками. Пикты говорили сами за себя.
— Жив и вполне бодр, — прокомментировал Тамас.
— Вряд ли "жив", но определенно деятелен, — отозвался священник, истово осеняя себя аквилой. — Воистину, неисчислимы происки и проявления врагов…
— Точно, — согласился хирург, повторяя за Фацием священный жест, но в голосе Александрова Холанн не услышал должного почтения. — Тогда я все‑таки решился сделать биопсию.
— Почему так поздно? — вопросил Лино, на этот раз без всякого фанатизма в голосе, очень деловито.
— Я никогда не видел такой клинической картины, — честно признался медик. — И не слышал ни о чем подобном. Признаюсь откровенно, я хотел как можно меньше воздействовать на пациента. Во избежание…
— Все ждал, когда примчится карета из Танбранда? — тяжко вздохнул Тамас.
— Да. В случае эпидемиологической опасности мортусы действуют незамедлительно. Они должны были появиться еще вчера… Но никто не прилетел, мои запросы остаются без ответа.
— Ясно, — с неопределенным выражением отозвался Хаукон. — И что дальше?
— Биопсия была сделана. Я отлучился с пробой, чтобы глянуть на нее в перспицилум… А минут через пять дежурный санитар заорал, как резаный.
Александров положил на подставку новый пикт. Священник вновь осенил себя аквилой, жест повторили комендант, медик и механик. Уве отметил, что комиссар лишь нахмурился еще больше, но руки Тамаса остались неподвижны…
— Ой — ей — ей, — тихо проговорила Туэрка и шмыгнула носом, совсем по — детски.
— Да уж, — крякнул священник.
— Растекся жижей, — сообщил хирург так, словно очень наглядную картину, запечатленную на пикте, нужно было разъяснять. — В несколько минут.
— Механизм распада? — спросил Фаций. — Кислотное?
— Протеолиз. Ферментативное разрушение белков. Штука, в принципе, известная, катачанская трехчасовая гангрена дает похожую картину — но не в таких масштабах, и не с такой скоростью. В организме внезапно высвободилось огромное количество токсина. Как он накапливался, не разрушая клеток — вопрос не ко мне. Магосы, может быть, разобрались бы…
— А биопсия?
— Превратилась в тот же студень. Я успел сделать несколько основных вирусных проб, но они ничего не показали. В электроскоп я его увидел. Но по имеющимся у меня определителям не опознал. Агент не относится к известным.
Хирург на мгновение задумался и добросовестно поправил себя: