Он понял, что схватил трубку не с того аппарата и виновато поглядел на комбатра. Шехман укоризненно покачал головой и попросил связиста повторять за собой телефонограмму:
— Задача батареей выполнена, бронекатер уничтожен.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Бойцы собрались около палатки-клуба. Радисты по кустам натянули кабель, повесили репродукторы. Библиотекарь, хмурый, как пасмурный день, раскладывал на полотнище газеты, журналы, выдавал настольные игры. Погода мешала развернуть работу читальни на открытом воздухе.
Стрельбище огласилось визгливым, пронзительным пением. Транслировали недавно привезенную пластинку «Кармеллу». Странно было слушать испанскую певицу, представлять ее пляску здесь, среди грустной тайги, разорванных облаков, торопливо бегущих по небу, среди красноармейцев и пулеметов.
Зарецкий суетился на линии огня. Командирам рот разрешено было вторично проверить бой пулеметов. Ответственность всегда прибавляет заботы. Сегодня у Зарецкого они увеличились. Он дежурный на стрельбище. То волновался за свой батальон, теперь надо еще беспокоиться за каждого стреляющего. Разрешение проверить пулеметы дал Мартьянов. Зарецкий передал телефонистам приказание: «Спрятаться».
Сигналист сыграл «внимание», и резкий звук корнета на мгновение заглушил голос Кармеллы… Красноармейцы-показчики поспешили к укрытиям в блиндажи. Командиры пулеметных рот легли за пулеметы. Крюков стрелял первым. Мишень упала, значит, поражена. За Крюковым стрелял Болвинов. Он долго не знал, какой следует поставить прицел. Он стал стрелять одиночными выстрелами. Мишень стояла. Тогда Болвинов дал короткую очередь. Мишень по-прежнему оставалась непораженной.
— Почему? — подбежал к нему Зарецкий. — Почему? Торопишься?
— Не тороплюсь.
— Нервничаешь?
Зарецкий запросил показчиков. Они дали отрицательный ответ.
— Белый свет большой.
— Товарищ командир батальона…
Зарецкий уже взвинчен, глаза его нервно бегают.
— Отстреляете на «отлично», смотрю я, — подчеркнуто сказал он и опять запросил показчиков.
— Рикошет есть! Мишень землей залепило, — ответили, — а пробоин нету…
Болвинов сбит с толку, пожимает плечами.
— Не пойму, — на его ссутулившуюся фигуру жалко смотреть.
— Кто же должен понимать, если не командир роты?
Подошел Крюков, спросил:
— Пулемет хорошо подготовлен?
Болвинов стал на колени перед пулеметом, проверил все, что может мешать нормальному бою. Со стороны советовали:
— Грунт мягкий, пулемет надо перенести на другую площадку.
Крюков предложил переменить ствол. И вдруг, поднявшись, Болвинов спросил:
— Ствол-то какой поставил? Новый, старый?
— Не помню, — отозвался растерявшийся командир взвода.
— Так и есть, старый…
Принесли запасный ствол, и пулемет после первой очереди поразил мишень.
— Не чувствуете ответственности, товарищ Болвинов, — бросил Зарецкий и ушел к другому пулемету.
…Лицо Болвинова передернуло судорогой, когда телефонист, словно раздумывая, передавать или не передавать, сказал:
— Четвертая ноль.
— Ноль? — переспросил комроты. Около него появился Зарецкий. Комбат закусил нижнюю губу и посмотрел на Болвинова с недоумением и злобой.
— Телефонисты, переспросите, сколько четвертая? — раздраженно крикнул Зарецкий.
— Четвертая ноль, — повторил телефонист.
— Третье невыполнение. Значит… — Зарецкий сделал паузу, — оценочка «отлично» фю-ю! — он выразительно покрутил вскинутой вверх рукой.
Рота Болвинова получила оценку «удовлетворительно». Оценка много значила для Зарецкого. Он пытался испросить разрешение на перестрелку. Инспектирующий сидел за столиком в тени ветвистой лиственницы, подсчитывал на блокноте результаты стрельбы. Черные казачьи усики его подергивались, когда он отпивал частыми глотками из стакана крепкий и горячий чай. Лицо его и весь вид выражали утомленность. Зарецкий не сразу заговорил о своей просьбе.
— Ничего не поделаешь… Перестреливать, сами видите, нет основания.
Зарецкий ждал другого ответа. Он надеялся на перестрелку. Он повторил свою просьбу, пытаясь ее мотивировать: сказал что-то о плохой погоде, изменении давления воздуха, усталости красноармейцев от хозяйственных работ, недостаточной стрелковой тренировке.
— В боевой обстановке, товарищ командир батальона, не апеллируют к погоде и туману, стреляют при любых условиях…
Видя растерянность Зарецкого, инспектирующий добавил: — Я понимаю вас и сочувствую вам. Если бы рота Болвинова отстреляла задачу на «хорошо», все стрельбы получили бы оценку «отлично», но… теперь уже ничего не изменишь…