- Ну, чем не тургеневские девушки? – гордо изрекла Ирочка, обводя театральным жестом открывшуюся картину.
- Я бы даже сказала – декабристки! – подтвердила поджидающая ее Наташа.
Любовь в эпистолярном жанре
Юрий Андреевич поставил подпись на последнем документе и закрыл папку с грифом «Для внутреннего пользования», подготовленную усердным Петренко. «Не забыть порекомендовать его новой «метле», - как-то отстраненно подумал он. - Хороший парень, далеко пойдет: грамотный, в меру честный, но умеет и прогнуться перед начальством, когда надо. Я был не таким. Если бы не женился на Маше после инженерной академии, навряд ли сидел бы сейчас в этом кабинете.
Чего же мне не хватало тогда, в молодости? Решительности? Веры в удачу? Упрямства? А Маша, - пардон, Мария Никитична, - всегда добивалась успеха. Да и папаша ее, севастопольский адмирал, знал, кому позвонить. Не его помощь, до сих пор барахтался бы в лестных гарнизонах. Вот и сейчас – новое назначение. Уверен, не обошлось без влияния их семейки. Не все мастодонты еще повымерли...
Маша всегда мечтала вернуться в Ленинград. Для нее этот перевод, как медаль «За выслугу лет». Уже неделю, как умчалась в Питер квартиру выбирать да покупать гарнитуры. Мельтешит, суетится, как не надоело?.. Хотя... что же еще делать сорокапятилетней женщине, когда бог детей не дал?».
Юрий Андреевич пересел в удобное кожаное кресло, закурил и закрыл глаза. После приказа о переводе прошел уже почти месяц, а он все никак не мог разобраться в своих ощущениях. По идее он должен радоваться возвращению в город, где прошли его студенческие годы, город, красивее которого нет в мире. Но, кроме пустоты и тоскливого одиночества, он не испытывал ничего. Пронзительный телефонный звонок заставил Юрия Андреевича подняться и поднять трубку.
- Говорит капитан Петренко. Разрешите обратиться, товарищ генерал?
- Обращайся, адьютант.
- На контрольно-пропускном посту вас какая-то женщина спрашивает.
- Ты сказал, что я занят?
- Так точно. Но она хочет оставить какой-то пакет.
- А цветов она мне не хочет послать?
- Никак нет. Она говорит, что это личные документы для вас.
- Ладно, возьми, я посмотрю. Наверное, одна из обиженных офицерских жен.
Юрий Андреевич подошел к окну и привычно глянул вниз. В парке, примыкающем к штабу армии, девушки поджидали молодых офицеров. На набережной, как всегда, прогуливались парочки и фотографировались шумные компании. Северная Двина плавно, как редкое сокровище, несла свои темные, холодные даже летом, воды. Над ней, по широкому узорному мосту, неслись легковушки и груженные лесом «Кразы».
«Что со мной творится сегодня? - удивился вдруг генерал. – Неужели я не хочу уезжать? Тревожно как-то. Надо завтра в госпиталь подъехать, сделать кардиограмму. Маша напоминала, а я опять забыл. Она все помнит, Мария Никитична. После инфаркта три года назад совсем кислород перекрыла: ни тебе покурить, ни выпить. Вот пойду сегодня в ресторан и напьюсь. Дамочку какую-нибудь подцеплю...».
От этой мысли Юрий Андреевич даже повеселел, встряхнулся и щелкнул каблуками, представив, как приглашает незнакомку на танец. Его фантазии прервал осторожный стук в дверь.
- Разрешите войти, товарищ генерал?
- Давай, Петренко, входи! Ты вот что, Володя, закажи-ка мне столик в «Юбилейном» часов на восемь.
- Слушаюсь. На двоих?
- Нет, товарищ капитан, на одного. Ты что-то хотел?
- Так точно, Юрий Андреевич. Я пакет принес. Тот, что гражданочка для вас оставила.
- Смотрел, что там?
- Никак нет – написано «лично».
- Ладно, брось на стол, я посмотрю.
Адьютант вышел, а Юрий Андреевич, продолжая смаковать предстоящий вечер, все еще улыбался и время от времени делал танцевальные «па». Он вновь подошел к окну и посмотрел на знакомую картину. «Ну, и черт с вами, уеду. Может жизнь еще не закончилась. Может, и мне что-нибудь светит».
Его внимание привлек пакет, аккуратно положенный адьютантом в самый центр стола. Он был довольно объемистым, запакованным ровненьким прямоугольником. Развернув верхнюю обертку, Юрий Андреевич увидел, что это стопка писем, перевязанных выгоревшей от времени ленточкой. Письма тоже были пожелтевшие, кое-где покрытые бурыми пятнами. Рванув ленточку, он взял первый листок и почувствовал, как глухо заколотилось сердце. Письма были написаны его рукой.
- Не может быть… - прошептал генерал. - «Здравствуй, Верочка!»...
- Петренко! – рявкнул он в ходившую ходуном трубку. - Где ты, черт возьми! Срочно свяжись с КПП. Пусть приведут женщину, которая оставила эти... этот пакет.