Нет, ты меня не потеряла. Я хочу, чтобы ты знала это. И прошу тебя, не говори больше так. Я кляну себя за то мое письмо! Уничтожь его! Пусть его не было и не будет.
Ты пишешь, что несчастна, но почему? Ведь я же люблю тебя! А, может, моей любви мало для твоего счастья? Я так хочу, чтобы ты была счастлива! От жизни мне ничего больше не нужно, только ты. Как было бы здорово, если бы ты приехала в Ленинград. Ведь ты обещала. Я думаю, это уже будет, действительно, наша встреча. Ю.П.»
«Любимая! Я сегодня так счастлив! Моя радость... Так ты назвала меня? Пусть твои дела делаются в два раза быстрее! Как я хочу взять тебя за руку, прикоснуться к тебе! И не смей называть себя инвалидом! Хорошо? Неужели ты не понимаешь, как я волнуюсь за тебя. Ты просила меня не говорить на эту тему, я стараюсь. Я уверен, у тебя все будет в полном порядке.
Вчера началась осень, самая настоящая. Сегодня небо опять весь день плачет. А у меня на душе весна. Я представляю тебя, такую стройную, спокойную, как березка, с карими глазами, которых забыть уже не в силах, слышу твой голос, смех... Я не знаю, как там, за стенами нашего заведения, люди чувствуют, понимают друг друга. Здесь же все становится особенно острым. Я приехал в Ленинград, этот прекрасный город-дворец, но не мил он мне без тебя, пуст и мрачен. Как бы все изменилось, если бы ты была рядом.
Твой Ю.П.»
«Милая Верочка! Вчера ездили на «картошку» - два вагона за два с половиной часа. Вернулись рано, скоро ужин. Вечером пойду в клуб, фильм посмотрю.
Сегодня был день моего рождения – двадцать второй пошел. До пенсии осталось совсем немного, но, несмотря ни на что, я продолжаю сохранять фигуру и бегаю по утрам три километра вокруг Таврического парка.
Завтра переходим на зимнюю форму одежды. Увидишь ты меня в шапке и шинели. Вот как летит время. Помнишь, когда мы встретились впервые в бухте Окуневой, мы только-только сняли эти самые шинели, прощаясь с зимой. И вот уже пролетели весна, лето, осень... И на пороге опять зима. Даже не верится, что всего через несколько дней я увижу тебя! Полный нетерпения, Ю.П.»
«Моя родная! Прошел всего день после твоего отъезда, и я хожу сам не свой. Все время кажется, что ты здесь, где-то рядом. Выхожу на улицу и меня охватывает ощущение, будто ты пришла, как обычно, но, не дождавшись, уехала. Или, наоборот, должна скоро подойти, но опаздываешь. Прохожу мимо телефона-автомата, из которого звонил тебе, и кажется, что наберу сейчас номер твоей тетушки и услышу твой голос. И все же, как бы я ни тосковал по тебе, я счастлив сейчас. Эти две недели были самыми счастливыми из всех дней и ночей, проведенных в Ленинграде. И этим я обязан тебе.
Любимая моя! Сколько нежных и ласковых слов можно было сказать в самые сокровенные минуты нашей близости! Но я молчал, и ты молчала. Ведь и без слов мы прекрасно понимали всю важность того, что происходит.
Полгода я писал тебе, не зная, любишь ли ты меня. Но вот изменилось что-то в нашей судьбе, и жизнь засверкала праздничным фейерверком.
Я целую тебя, моя ласточка, нежно-нежно. Твой Ю.П.»
«Здравствуй, моя милая Верочка! Дурацкое у нас все-таки заведение – инженерная-военная академия. Сегодня я сдал экзамен по электротехнике, а завтра – философия. Сессия только началась, а я уже падаю с ног от усталости. Как давно я не оставался с тобой наедине, не говорил ласковых слов. Какой я плохой, правда? Ты волнуешься за меня, а я, казарменный сухарь, не могу выбрать время, чтобы написать тебе. Ты только не обижайся, ладно? Ты мне позвонила, и я почувствовал, что говоришь ты как-то не так. Твои слова «Ради бога, не оправдывайся» и еще «Как хочешь...». Ну, зачем же так. Ты прекрасно знаешь, как я хочу. Ю.П.
P.S. И еще, ты ошибаешься, думая, что теперь, после того, что было между нами, я буду реже писать. Вот только с сессией разделаюсь и ты запросишь пощады от вороха моих любовных посланий».
«Моя любимая! Как жаль, что вчера не удалось дозвониться до тебя, а так хотелось поговорить. Да и ты, наверное, весь день просидела дома, дожидаясь моего звонка. Я чувствую, ты начинаешь волноваться: нет долго писем и телефон молчит. Не беспокойся, дорогая, все в порядке. Просто я тоже немного нервничаю.
Разговаривал с мамой по телефону. Дома все в норме, только мама говорит со мной сдержанным тоном. Да, ситуация трудная.
Я вижу, милая, ты вновь занялась стихами. Как понять это? Тебе грустно? Помнишь свои слова: «Стихи пишут, когда грустно». Почему долго не писал? Не пытался, все равно ничего бы не вышло, настроение было подавленное. А потом надеялся, что вот-вот позвоню.