В дополнение ко всем трениям и проблемам, к тому времени стало ясно, что Эдварду и Эдит не суждено произвести на свет наследника; возможно, потому, что королева была бесплодна. Не исключено, хотя крайне маловероятно, что Эдуард решил соблюдать целибат146; если так, то, скорее всего, он не хотел допустить к трону внука Годвине и тем самым увековечить его влияние в Англии. Хотя позднее церковные авторы, пытаясь представить Эдуарда как святого, с радостью муссировали идею о целибате, составленное епископом Леофриком благословение для бездетного короля147, несомненно, предназначавшееся Эдуарду, опровергает эту версию. По тем или иным причинам королева Эдит не могла родить наследника и потому все больше превращалась для короля просто в символ главенства ее отца. С 1046 года ее подписи исчезают из перечней свидетелей королевских грамот148; это косвенным образом подтверждает версию, что она впала в немилость. Ради благополучия королевства Эдуард должен был дать Англии наследника; другими словами, требовалось развестись с Эдит и заключить новый брак. Однако на этом пути стояло непреодолимое препятствие в лице эрла Годвине, который не допустил бы действий, ослаблявших его позиции. В данный момент Эдуард не распоряжался своей судьбой, но он стал искать выход. В 1050 году он распустил наемный флот, которым с успехом командовали Годвине и члены его семьи149; таким образом, он, с одной стороны, отправил восвояси потенциальных сторонников эрла, с другой — укрепил свой авторитет, отменив тяжкий гельд, который собирали ежегодно на оплату наемников. Итак, подоплекой серьезнейшего кризиса 1051 года было желание короля решить проблему наследника и ускользнуть из цепких рук Годвине — эти две задачи теперь сложным образом переплелись.
Давние соратники Эдуарда, несомненно, разделяли его негодование по поводу безраздельного господства Годвине. Среди недоброжелателей эрла видное место занимал нормандец Роберт Жюмьежский, приехавший с Эдуардом в Англию и получивший от него епископскую кафедру Лондона150. Как и положено верному слуге, Роберт вслед за своим господином возмущался поведением Свейна и не одобрял стремление Годвине защитить сына; кроме того, эрл раздражал его сам по себе, и вскоре к этому общему неприятию добавились более личные чувства.
После смерти архиепископа Кентерберийского Эадсиге каноники собора Христа, являвшегося архиепископской резиденцией, решили избрать архиепископом одного из членов общины, священника по имени Этельрик. Он был родичем эрла Годвине, и кентерберийские клирики, естественно, обратились к могущественному эрлу за помощью. Возможно, Годвине с 1044 года защищал интересы общины в мирских делах, поскольку архиепископ Эадсиге был слишком немощен, чтобы этим заниматься. Эрл походатайствовал перед королем за Этельрика, но, учитывая общую конфликтную ситуацию, его вмешательство сослужило избраннику плохую службу. Эдуард всегда сам назначал епископов без всяких выборов и не был расположен менять свои обычаи, тем более в угоду Годвине. Как сказано в «Жизнеописании короля Эдуарда», «эрл попытался настаивать, но потерпел неудачу»151. На собрании королевского совета в марте 1051 года король назначил своего любимца, Роберта Жюмьежского, архиепископом Кентерберийским, и поставил вместо него на лондонскую кафедру Спеархавока, настоятеля монастыря Абингдон152. Победа над Годвине воодушевила короля Эдуарда, и он попытался развить свой успех, а у нового архиепископа вскоре появились собственные причины для того, чтобы выступить против эрла.
Весной Роберт отправился к римскому папе за палием и 29 июня 1051 года был возведен на Кентерберийскую кафедру. В Риме новоиспеченный архиепископ, похоже, заразился реформаторским пылом, охватившим в тот момент папство. Папа Лев IX сразу после своего избрания в 1049 году выпустил ряд предписаний против симонии (продажи церковных должностей). Он применял к нарушителям весьма жесткие меры. В частности, в 1050 году в Верчелли он едва не отнял епископский посох у Ульфа, епископа Дорчестера, еще одного ставленника короля Эдуарда153. На Роберта, как и на многих его современников, действия папы произвели сильное впечатление; архиепископ, по-видимому, преисполнился сознанием собственной миссии: реформировать английскую церковь и одновременно приобрести большую власть и влияние. Для начала Роберт отказался рукополагать Спеархавока на лондонскую кафедру, заявив, что «папа ему запретил»154, — по-видимому, из-за симонии. Спеархавок был золотых дел мастером при королевском дворе155 и вполне мог купить себе должность, о чем папа, несомненно, узнал от самого Роберта. Позиция нового архиепископа противоречила воле короля, поскольку Спеархавок, невзирая на демарш со стороны Роберта, действовал как рукоположенный епископ в течение всего лета и осени, — очевидно, с позволения Эдуарда. Поведение Роберта свидетельствует не только о внезапно проснувшемся реформаторском рвении, но и о немалой гордыне, толкнувшей его на противодействие королю. Из возникшей ситуации явствует, что нельзя представлять Роберта просто как проводника нормандского влияния, действующего исключительно из желания навредить Годвине и его семье. Он не просто пытался продемонстрировать свою лояльность королю, но преследовал собственные цели. Нет смысла делить участников этих событий на «пронормандскую» партию и «годвинистов». Все они действовали, исходя из своих интересов, далеко не всегда совпадавших с «пронормандскими» или «годвинистскими» тенденциями. У нас нет оснований считать Спеархавока «человеком Годвине»; он был ставленником Эдуарда, и, отказываясь рукополагать его, Роберт перечил королю, а не эрлу.