Сочетание военных умений и талантов с искренним миролюбием, вероятно, и породило те качества, за которые восхваляет Гарольда автор «Жизнеописания короля Эдуарда». Есть ли у нас подтверждения его правоты? Об уме и доблести Гарольда говорят практически все его действия, и даже настроенные враждебно нормандские хронисты не отказывают ему в этом542. Терпение и сдержанность проявились в полной мере в его взаимодействиях с эрлом Эльфгаром и королем Гриффидом, а также с нортумбрийскими мятежниками: во всех этих случаях Гарольд вел переговоры, вместо того чтобы применить силу. Он проявил великодушие по отношению к Олаву, сыну Харальда Сурового, после блистательной победы у Стемфорд Бридж. Меры, которые Гарольд принял, чтобы подготовиться к нападению Вильгельма и наладить отношения с северными эрлами, свидетельствуют о его предусмотрительности. Но при необходимости он мог быть суров; достаточно вспомнить его расправу с Гриффидом, отказ поддержать Гости и реакцию на вторжение Харальда Норвежского в 1066 году543.
Как мы видим, характеристика, которую дал Гарольду автор «Жизнеописания короля Эдуарда», подтверждается фактами и представляет собой нечто более серьезное, чем панегирик. Мало того, в «Жизнеописании» не все поступки Гарольда оцениваются положительно, упоминается по крайней мере о двух его недостатках. Говорится, что он не делился с другими своими планами, а также слишком легкомысленно относился к клятвам544. Оба этих утверждения могут являться независимыми свидетельствами, но могут оказаться и умозаключениями, сформулированными задним числом, когда стала известна история о визите Гарольда в Нормандию. В таком случае, очевидно, они представляют меньший интерес, хотя их все равно стоит обсудить. Если, как пишет Эадмер545, Гарольд отправился в Нормандию по своей инициативе, чтобы выручить родичей, первый упрек, адресованный ему автором «Жизнеописания», может подразумевать, что он никому не сообщил о своих намерениях. Поступи он иначе, другие отговорили бы его от этой затеи. В какой-то мере подобная версия подтверждается полным отсутствием упоминаний о поездке Гарольда в Нормандию в английских источниках. Однако, как мы уже говорили, едва ли кто-то в Англии реально мог предупредить Гарольда, поскольку о планах герцога никому не было известно. Соответственно, у нас нет оснований считать, что Гарольд из-за собственной беспечности угодил в расставленную для него ловушку. Другое дело, если в более ранней версии той же истории, на которую опирались и Эадмер, и автор «Жизнеописания», говорилось, что король Эдуард предупреждал Гарольда об опасности поездки в Нормандию, но тот не внял совету.
Слова о «легкомысленном отношении к клятвам» также могут подразумевать «нормандский эпизод». Хотя, как мы уже сказали, клятва не была добровольной, а значит, не имела силы, у близких к Гарольду людей она вызывала серьезное беспокойство. В раннем Средневековье нарушение клятвы расценивалось как покушение на общественные устои. Как бы то ни было, ни одну из перечисленных гипотез невозможно проверить, и разумнее всего не заниматься этим более.
Обратимся теперь к характеристикам, которые дают Гарольду нормандские хронисты. Первое, что бросается в глаза — откровенно неприязненное отношение авторов к Гарольду, которое у Вильгельма из Пуатье доходит до почти истерической ненависти. В разных местах своего сочинения хронист именует Гарольда «подлейшим из людей», «безумцем», «жестоким убийцей», «врагом добра и справедливости», утверждая одновременно, что он был «развращен богатством и роскошью»546. Среди поношений изредка проскальзывают расплывчатые одобрительные высказывания, касающиеся ума и доблести Гарольда. Сам тон высказываний Вильгельма из Пуатье порождает обоснованное недоверие. Обвинение в убийстве несправедливо, поскольку оно относится к гибели этелинга Альфреда, к которому Гарольд непричастен (хотя бы в силу возраста). Если Гарольд был таким негодяем, каким его описывает нормандский хронист, почему англосаксы так твердо стояли за него, что он сумел «заставить весь народ англов нарушить верность герцогу»?547 На самом деле негативные характеристики, которыми наделяют Гарольда нормандские источники, основаны на одном-единственном обвинении, из которого проистекает все прочее: обвинении в нарушении священной клятвы, данной в Нормандии.