Лежи в коробке, практически не шевелись — Оксоляна бы взвыла, если бы не заботливые сопровождающие. До границ Эузы — Карамуф и Фарадео. Дальше один Фарадео, ведь Карамуф мертвец, а в Эузе мёртвые подозрительны.
Главное, что делали сопровождающие, это повторяли инструкцию, причём слово в слово, наверное, по написанному. Для них-то она написана, но вот Оксоляне придётся выучить. Несправедливо…
Впрочем, инструкция вовсе несложна в понимании, разве что трудна в исполнении. Например, Оксоляне придётся сутки напролёт стоять в одной позе — каково? Чтобы такое выполнить, ей придётся овладевать навыками намеренного ступора. Причём там, на полке в дворцовой детской и овладевать, ведь опыт лежания в коробке — совсем другое.
Далее, царевне придётся выучить несколько фраз по-эузски, и в дальнейшем лишь ими и разговаривать. Ещё бы: в кукле, говорящей на малопонятном в Эузе наречии мертвецов, слишком легко заподозрить шпионку.
Новозаученные фразы были таковы: «Честь имею кланяться», «Ой, какая прелесть!», «Соблаговолите откушать», «Как поживает ваша дражайшая маменька?», а ещё «Примите, милостивый государь, уверения в чувствах моей истинной добродетели и пламенной любви, с которыми честь имею быть». Каждая из этих фраз должна звучать всякий раз одинаково.
Также придётся научиться падать так, как падают неодушевлённые куклы. То есть, если носом вниз, так уж носом вниз. Ни в коем случае не выставлять руки!
Ещё придётся сносить издевательства царского детёныша, то есть живого царевича. Правда, не без надежды однажды за всё отыграться. И всё же это «однажды» наступит лишь по специальной команде Ангелоликой, причём «отыгрываться» придётся, не отступая ни на шаг от отдельного свода правил, который поступит позже.
— А почему не сейчас? — спросила раз Оксоляна.
— Эти правила ещё разрабатываются, — Карамуф милостиво отступил от регламента инструкции, — но одно могу сказать точно. Единственный ныне известный способ, как кукле убить царевича — это загрызть его зубами. Примерно так же, как вы тогда рвали Ынышара.
— А почему не визгом? — Оксоляне не хотелось мараться.
— Визгом не получится, — вздохнул Карамуф, — вы ведь кукла.
— Но ведь я же и гарпия! Вы сами об заклад у Фарадео пятьсот некроталеров выиграли!
— Всё так, — тон банкира выразил сожаление, — да только для правильного цепенящего визга нужны людские голосовые связки. Куклы же пищат благодаря искусственному резонатору. Звук получается препротивнейший, но и только. При всём желании не убьёт.
— Ладно, — вздохнула царевна, — буду точить зубы.
И точила, лёжа в коробке. Верхнюю челюсть о нижнюю — вжик-вжик!
Карамуф мог откланяться ещё в Бегоне — молча кивнуть одному Фарадео и быть свободным, как ветер. Он этого не сделал, а покинул экипаж перед самой границей, простившись с царевной пусть и шёпотом, но вслух. Как нехватало ей потом его неусыпной заботы!
Начиная от границы Эузы единственным сопровождающим дорогую куклу, выписанную для царевича Дигги остался Фарадео Фарадей. И повёл себя совсем иначе. Занимался с нею зубрёжкой инструкции, причём только ею. Не произнёс ни одного слова ивне регламента. Порою царевна с изумлением вопрошала себя, кто же из них двоих кукла.
А ведь этого Фарадео она когда-то почти полюбила — в счастливую пору ученичества, когда всё у гарпии впереди. Оно и не мудрено. Земля в форме шара, множественность миров, Большой взрыв — каких только бисеринок своей фантазии не рассыпал молодой натурфилософ перед гордой царевной Уземфа, только бы ей хоть немного понравиться.
Теперь — не то. Сопровождающий напряжённо долбит: «Кукла должна…», «Кукла обязана…», «Кукле вменяется…», — Оксоляне же вменяется единственное — за ним повторять. Ибо должна и обязана.
Неужели нельзя по-человечески?! Фарадео даёт понять: с куклой — нельзя. Если к кукле зачем-то идёшь — захвати плётку.
Впрочем, про плётку-то лицемер как раз и молчит, однако куклу не проведёшь: она чувствует её жгучий след всей своей деревянной кожей.
В Старых Могильниках ей говорили, что будет она не одна! Кругом окажутся свои люди, даром, что стоять ей придётся во вражеском Кроме, который суть сердце самой вражеской из столиц.
Ей говорили, что в этом вражеском месте столько уже схоронилось непримиримых борцов с вражеской властью, что куклу в обиду никто не даст. Сама посуди, говорили ей: там будет Гзырь, он уже сделался министром иностранных дел, потому он там будет, и очень часто; там будет Фальк, обязательно заедет после триумфального посещения Академии наук, что в Скале-на-Тьмаке; там, наконец, будет Фарадео!