Единственным слабым звеном в семёрке царицы Оксоляны оказалась купчихина дочь. Затолкать в себя насекомое — подумаешь, трудность. Но барышня после каждого поглощения ныла и скулила о том, что уж этот-то таракан должен быть последним. Вся «септима» её дружно уговаривала, попутно теряя драгоценное время. Почему нас не шесть? Этак бы съели намного больше, чем всемером. Разнообразие разнообразием, а подводить своих — всё же не дело.
А потом где-то на краю мира, очерченного длиной стола, одна «септима» сошла с дистанции. Видать, девчонки вроде купчихиной дочери оказались там в большинстве. Вот и подумали, что их водоизмещение уже заполнено до отказа — но ведь это было не так!
Ангелоликая потребовала нерадивую «септиму» немедленно увести, а голос у неё был такой, что не оставалось сомнения: от лентяек в негодовании отвернётся некрократия! Тотчас и навсегда.
Оставшимся же «септимам» Владычица сказала, что испытание ими пройдено. Отныне они станут септимами уже без всяких кавычек. Ибо подтвердили свою сплочённость и боевую силу.
— Жаль, — призналась Данея, — что мы не успели съесть остальных тараканов. А такие имели неплохие шансы…
Торговка и дальше бы жевала тараканью стряпню, но увы: служительницы храмовой кухни не подносили сего более ненужного блюда. И в самом деле, что годится для испытания, порой не стоит превращать в повседневную пищу.
— По-моему, мы тараканами на несколько лет наелись, — отметила Оксоляна.
— Если не навсегда, — усилила переписчица из Глукща.
Постепенно в поле зрения уземфской царевны вернулся трапезный зал. Пиршественный стол, с которого забрали все приборы, напомнил Оксоляне Большую тропу мёртвых. Та ведь тоже тянется через весь Средний мировой ярус, простираясь далеко за Врата Порога Смерти.
И подобно тому, как Порог Смерти всё сильней наезжает на земли, доступные для жизни живых, так и здесь, в этом зале, какая-то сила уменьшила количество гостий храма. Те семеро из неудавшейся «септимы» — где они теперь? За столом от них оставалась зияющая брешь, пока другие не сели кучнее… Всё ли с ними там благополучно?
Не в том вопрос, каково проигравшим, а в том, что угрожало оставшимся — недурно бы такое узнавать заранее…
Ангелоликая снова заговорила о толерантности, о важности разнообразия. В основном повторяла, чтобы недалёкие гостьи храма чего не забыли, но и отметила важный новый урок: лишь достаточно разносторонние способности участников септимы позволяют выдержать всю череду испытаний: на обжорство, на голодание и много ещё на что.
— А голодание-то зачем? — насупилась торговка Данея, прежде чем Оксоляна успела её остановить.
— И правда, вовсе незачем, — легко поправилась Ангелоликая, — испытания на голод у нас не будет. Это так, к слову пришлось.
Оксоляне и самой ясно, что голодания, скорее всего, не будет. Заставить мертвеца проголодаться — та ещё задача, его ведь сами бальзамы питают, и надо ему немного. К тому же сегодняшней обжираловки самой по себе мёртвому человеку на полгода хватит. Что, кто-то будет специально ждать, чтобы произвести испытание голодом?
Но для Данеи — единственно для неё — это испытание уже началось. В ней поселилось беспокойство: а вдруг голод? И потому Мад Ольгерд всё же схитрила, когда отказывалась от своих слов…
Какой подозрительно разумной иногда становишься — стоит почувствовать ответственность за успешность игры своей септимы. И какой внимательной: Оксоляна приспособилась поглядывать на зеркальный потолочный плафон, чтобы одним взглядом оценить, что происходит в зале.
А что происходило? Участниц сделалось меньше, пустого пространства больше — это понятно. Но это далеко не всё. В результате совместной работы в септимах разношёрстность гостей храма стала не такой разительной. Некая сила — сила совместной деятельности — будто причесала здесь каждую единым волшебным гребнем. Кто здесь карлица, а кто полнорослая женщина — даже это определялось не без труда.
То есть — куда-то девается расхваленная госпожой Мад прелесть разнообразия, так что ли?