Я настолько увлеклась фотографированием, что не обратила внимания на приближающуюся темную фигуру. Незнакомец заговорил со мной спокойнейшим голосом, а я опять вздрогнула с перепуга.
— Не помешаю вам? — спросил он, остановившись в паре шагов. — Мы с вами еще не знакомы. Вы ведь Дарья? Забыл отчество.
— Дарья Леонардовна, — ответила я и выключила фотоаппарат.
Настроение фотографировать улетучилось как утренняя свежесть под назойливыми солнечными лучами. Передо мной стоял высокий худой мужчина в комбинезоне и ватнике расцветки хаки, в черной шапке и начищенных ботинках. Хорошо, хоть без ружья, — подумала я. Кто это, я угадала сразу — «знаменитый глава семейства Намистиных», наверно косуль пришел кормить, а тут я цветочки фотографирую. Ничто в его внешности не показалось мне привлекательным — серый человек с серыми глазами, покрасневшей жирной кожей, тонкими искривленными губами, козлиной бородкой и дерзким насмешливым взглядом, присущим самоуверенным личностям. Он подошел вплотную, и я учуяла запах сигарет, а вместе с тем разглядела воспаленные прыщи, угри и аллергические пятна на лице.
— Намистин Семён Романович, — он театрально поклонился и ловко без малейшего стеснения в один миг преподнес мою руку к своим некрасивым обслюнявленным губам и оставил на ней мерзкий влажный поцелуй, пощекотав бородой, жесткой как щетка по металлу, мои дрожащие пальцы. Фу! Мне тотчас захотелось сполоснуть руки в ручье, а еще лучше вымыть с мылом в горячей воде.
— Не делайте так больше! — выпалила я. Перед глазами всплыл образ надутой и свирепой Вероники, и предупреждение Каллисты Зиновьевны набатом зазвучало в висках: «Не подпускайте на пушечный выстрел к себе мужчин Вероники. Ни бывших, ни настоящих».
Семён воспринял мои слова несерьёзно:
— Разве в этом невинном поцелуе есть что-то дурное? — спросил он, гипнотизируя меня взглядом.
Я вытерла руку о юбку и вдруг ужаснулась сильнее прежнего — я стою в лесной чаще наедине с совершенно незнакомым мужчиной; из-за деревьев с трудом проглядываются крыши домов; тачка Каллисты Зиновьевны выпала из поля зрения; если я закричу, то кроме зайцев и другой живности никто не услышит.
— Нет, — ответила я, отступая назад, — но впредь, пожалуйста, не вгоняйте меня в краску, и вообще я испугалась. Почему бы вам не отправиться по своим делам?
— Простите, Даша, я не хотел вас напугать! — он пожал плечами, и выставил в ехидной улыбке пожелтевшие от никотина и крепкого кофе передние кроличьи зубы.
— Мне нужно идти, Семён Романович. До свиданья, — попрощалась я.
— До свиданья, Дашенька! Буду рад видеть вас у нас в поместье! Простите, что помешал и напугал, — кричал он вдогонку, а я шла не оглядываясь; летела как сумасшедшая, натыкаясь на торчащие из-под земли сучки; они будто выросли за полчаса — когда я шла вперед, то ни разу ни на что не наткнулась.
Мы встретились и вечером. Он был опрятно одет, но по-прежнему отвратителен.
После уроков с Филиппом и Кириллом, Семён, совершенно позабыв о сдержанности, схватил меня за руку и не позволил сразу уйти, настойчиво уговаривая познакомить со своей одноклассницей и подругой детства — Яблочной Фаиной Александровной, которая недавно пришла сразиться с ним в шахматы, как он выразился. Вы уже слышали это имя: Фаина была среди гостей в поместье Намистиных в злосчастный вечер, исковеркавший судьбу Хосе Игнасио. Тогда они тоже играли в шахматы.
Сначала я отнекивалась, но Семён пристал как банный лист, и я не смогла придумать достаточно веские причины, чтобы улизнуть, не встречаясь ни с участковым в юбке, ни с Вероникой без лишней надобности. Но внезапно меня осенила одна мысль — я то добровольно-принудительно надела юбку по самую щиколотку, и мне интересно было узнать, в какой юбке ходит эта Фаина — столь близкая подруга Семёна. Только по этой причине я не уперлась как баран и согласилась пойти с Семёнем в гостиную (уроки я проводила в детской комнате на втором этаже).
Avec le renard on renarde.
C воронами летать — по-вороньи каркать.
Вероника, Эмма и тогда еще незнакомая мне Фаина пили кофе с коньяком и перемывали косточки Хосе Игнасио, а вернее строили догадки: стоит — не стоит. Как только я вошла в комнату, их голоса резко умолкли; Вероника недовольно опустила уголки губ и подняла подбородок, выражая немой протест против моего присутствия, как мне показалось.
— Фаина, — Семён подтолкнул меня ближе к столу, — это наш новый репетитор — Даша… Дарья Леонардовна, — поправился он.