— Огласите весь список, пожалуйста, — я попыталась найти в себе силы шутить, но мои мысли были заняты серьезными размышлениями: что же за мегера эта Вероника и как мне с ней поладить?
— Намистин Семён Романович — муж; Хосе Игнасио, Вислюков Ян — бывшие любовники; Дифирамбов Элфи — нынешний.
— А кто такой Вислюков Ян? А то вдруг я случайно встречусь с ним на улице, а он окажется персоной под запретом, а я, не зная этого, заведу с ним разговор, а Вероника потом будет упрекать меня в посягательстве на её собственность.
Каллиста Зиновьевна рассмеялась.
— Местный пьяница! Вы его сможете отличить по неопрятной бороде, мятой одежде и утреннему перегару. Когда он пьян, то на каждом углу кричит, что любит Веронику и грозиться раздавить Семёна как жалкого таракана. Я бы к нему не стала никого ревновать, но Вероника особа со странностями. Первую учительницу она выгнала именно из-за Яна, но тогда он еще не спился окончательно. Кстати, вы первая, кому она не выделила одну из своих комнат, но так для вас будет даже лучше — больше свободы, и мне заодно будет с кем поговорить. — Она заметила моё удивление и добавила, смеясь: Яна не бойтесь — по-моему, его угрозы убить Семёна — просто трёп алкоголика.
Вот так новости! Ну что же, я отдохнула, наелась, наслушалась предостережений, а, между прочим, вечер приближался, и красноватое солнце уже катилось к горизонту, предвечерними лучами касаясь черепицы поместья Намистиных.
— Каллиста Зиновьевна, — сказала я со всем уважением, — я приму к сведению всё, что услышала от вас, а сейчас мне нужно идти знакомиться со своими учениками и Вероникой Наумовной. — Я встала из-за стола и предложила перед уходом вымыть посуду, продлив еще на несколько минут наш диалог вопросами о Хосе Игнасио. Мне было интересно, что с ним случилось — ему ведь не шестьдесят лет, чтобы мужские силы покинули его, но Каллиста Зиновьевна сказала, что это длинная история, и она расскажет мне её вечером, когда я вернусь от Намистиных.
Un vu moeux que cent entendus.
Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Я протерла испачканные дорожной грязью ботинки сначала сухой салфеткой, затем влажной, и в чистой обуви направилась к поместью Намистиных.
Издали я приметила во дворе стройную блондинку в светло-голубых джинсах и расстегнутой синей куртке, из-под которой выглядывал объёмный жёлтый шарф. Она наклонилась и игралась с кавказской овчаркой: то взъерошивала шерсть на холке, то просила дать лапу, и упитанная крупная собака подчинялась, высовывала длинный розовый язык и лизала руки блондинке. Мне не пришлось воспользоваться звонком, имеющимся справа от ворот, как раз возле почтового ящика в форме хлебницы, но не из дерева и не из пластика, а из серебристого металла. Овчарка учуяла приближение чужих шагов и метнулась к воротам. Груда мышц на длинных ногах испугала меня не на шутку — с детства боюсь крупных породистых собак, к тому же метровый забор для овчарки разве преграда? Я остолбенела, затаив дыхание.
— Арабель, к ноге! — крикнула блондинка и рванула догонять овчарку. Схватив за ошейник, девушка утихомирила её прыть, но к моему удивлению не собиралась загонять эту устрашающую махину с тигриными клыками в вольер, а вместе с ней пошла мне навстречу и с невинным личиком распахнула передо мной кованую калитку.
Сердце у меня от испуга в пятки ушло, но, глядя в лучистые глаза девушки, на естественный румянец и губы, расплывшиеся в доброжелательной улыбке, я старалась не думать о собаке. Передо мной стояла красивая девушка, и её приятная внешность ни за что не заставила бы меня подумать о ней как о мегере, безнравственной и жестокой особе — она излучала позитивную энергию, как лампочка в безлунную ночь — желанный свет. Чистая матовая кожа, мягкие черты лица, явственный контур чувственных губ, шелковистые локоны и голубые глаза, обрамленные подкрашенными длинными ресницами.
— А вы должно быть Дарья Леонардовна? — услышала я сквозь гул собственных мыслей мелодичный чистый голос, и растеряно улыбнулась в ответ. — Мы вас ждем, — продолжила она, — проходите!
— А как же собака? — вздрогнула я, когда та коснулась влажным носом моих пальцев.