Между тем Гарри Дэй организовал Гудини выступления в России, и в мае 1903 года мужественный американец отправился на землю «икон, водки и кнута».
В отличие от Германии, чьи замки считались лучшими в мире, русские замки от сундуков или тюремных камер были сработаны довольно топорно. Гудини должен был эффектно преподнести себя. В качестве ударного трюка он выбрал страшный вагон, в котором кандальников везли в Сибирь. Это была передвижная стальная камера, взгроможденная на колеса и влачимая лошадьми.
Такой вагон был изобретен, чтобы предотвратить побеги политических заключенных во время их долгого трехнедельного путешествия в Сибирь. Он был изготовлен из листовой стали, двери находились сзади. Дверной замок был снаружи. Для вентиляции — одно оконце, пересеченное четырьмя стальными прутьями, окно находилось не менее чем в метре от замка, который, по мнению Гудини, был сделан так, что ключ, которым его заперли в Москве, не мог его открыть. Отпиравший замок ключ хранился на месте назначения вагона. Такие ужасы представлялись на Западе невероятными, и репортеры не раз запугивали Гарри всякими страстями.
В одном мы можем быть твердо уверены, ибо это типично для методов Гудини: производя предварительный осмотр фургона, он сосредоточивал все свое внимание на замке, а тем временем его ассистент Франц Куколь, как бы нечаянно уронив на землю спичечный коробок, получал возможность рассмотреть днище фургона.
Печально известный фургон, куда запирали каторжников, не был снабжен никакими санитарными удобствами. Пол камеры был выстлан листами цинка. И если стены и дверь камеры были обиты прочной сталью, то настил был сравнительно податлив. На это Гарри и рассчитывал. Он никогда не рекламировал способы освобождения, в эффективности которых не был уверен. Поэтому начиналась тщательная подготовка.
Чтобы выйти из фургона, Гарри нужны были два инструмента. Очевидно, предполагалось, что Куколь либо передаст их ему после того, как Гудини будет обыскан, либо подложит в определенном месте по дороге к фургону, а тот подберет их с помощью восковых подушечек на подошвах ботинок. Но в последнюю минуту полицейский начальник Лебедев расстроил эти планы. Он учинил дерзкому американцу врачебный осмотр. Эскулапы переворошили волосы, заглянули в нос, рот, уши и даже в задний проход. Пальцы ног и ступни также не остались без внимания.
Однако Куколю удалось незаметно передать инструменты Бесс. И вовремя: врач и охранник тотчас схватили Франца и увели в смежную комнату, где также подвергли дотошному осмотру по приказу начальника.
Когда русские убедились, что у Гудини не спрятано при себе никакого устройства, они крепко связали ему руки и под конвоем отвели его на задний двор тюрьмы, где стоял фургон.
Гарри был водворен внутрь, после чего фургон дважды обмотали цепями с замками, которые располагались спереди. Это была дополнительная трудность, против которой Гудини громогласно возражал, сидя внутри фургона. Лебедев только засмеялся в ответ и пошел в здание.
Спустя полчаса Гарри подозвал тюремщика, стоявшего неподалеку от фургона, и попросил разрешения поговорить с Бесс. Когда часовой доложил, что американец близок к истерике, Лебедев дал разрешение. Страшный Лебедев, оказывается, был трогательно сентиментален. Бесс что-то шепнула Гарри через зарешеченное оконце, потом через прутья решетки поцеловала его долгим поцелуем. Но тут возник Лебедев и оттолкнул ее. Бесс вырвалась и подбежала к окну, чтобы в последний раз поцеловать Гарри. Затем охранники силой увели ее обратно в здание. Бесс плакала навзрыд, но то были слезы облегчения: она сделала свое дело. У нее во рту были спрятаны два инструмента — миниатюрный консервный ключ и стальная часовая пружинка.
Заполучив эти необходимые приспособления, Гарри принялся за работу, взрезая цинковый пол фургона консервным ключом по периметру стен в полуметре от них. Потом в ход пошла пружинка, которой Гарри прошелся вдоль стен по стальному покрытию.
Вырезав достаточно широкий люк, он отогнул цинковый настил и ввел его края в распилы на стене. Затем, сунув инструмент в рот, вылез и пошел по тюремному двору, окутанному сумерками майского вечера. На нем была только роба для заключенных, которой Лебедев снабдил своего добровольного узника.