Мы над этим посмеялись. Он решил приготовить нам обоим ужин. А потом, будто бы это только что пришло ему в голову: «Пожалуй, и сегодня я тоже здесь переночую».
Я понял, что так оно теперь и пойдет. Сам того не сознавая, я поймал себя на том, что гадаю: сколько же Ллойд-Гревиль пыхтел, прежде чем написать Калажу это письмо. Когда я сообщу Калажу все новости и тем самым докажу в очередной раз, что весь мир состоит из двуличных людей? Я подумал про его жену, про Леони, про его первую жену во Франции, про американское правительство – всем им приходилось справляться с одной и той же загвоздкой: как сообщить бедняге Калажу, что его не любят, не хотят.
Дело дошло до того, что Ллойд-Гревиль, который всегда изображал из себя благорасположенного ментора, особенно после интерлюдии с Чосером, стал меня подчеркнуто избегать. Черту пересек не Калаж, а я. Он бросал мне торопливое приветствие, явно при этом сильно сердясь и одновременно стыдясь дурных мыслей обо мне, которые постоянно лелеял. Кончилось дело тем, что я понял: нужно восстанавливать разрушенное, а то и меня вышибут как какого-нибудь парию.
– Я понятия не имел о том, на что Калаж способен, – сказал я Ллойд-Гревилю, едва войдя в его кабинет. – Я думал, что он – чрезвычайно образованный человек из колоний, который отбился от своих, и теперь его нужно ненавязчиво протолкнуть обратно в мир науки. Однако не так давно я узнал от его жены, что у него есть очень серьезная проблема.
– Какая именно? – осведомился Ллойд-Гревиль, который явно досадовал на мое присутствие и в глаза мне не смотрел: перекладывал с места на место несколько бумажек в попытке изобразить, что занят наведением порядка на столе. Я посмотрел на него и понизил голос.
– Наркотики.
В этот миг должен был прокричать петух.
Ллойд-Гревиль выпалил, что заявит в полицию.
– Нет, он уже лечится, – сказал я. – Просто это продолжительный процесс. И жена его тоже говорит, что все уже гораздо лучше, чем было в начале.
– Я и не знал, что он женат.
– Женат, и у них очаровательный мальчишка.
Петуху прокричать бы во второй, третий и четвертый раз. Полезно было подкрепить впечатление, что я, мол, тоже, как и все прочие, включая его жену, был введен в заблуждение, при этом на самом-то деле он почтенный семьянин с почтенными жизненными ценностями, твердо вставший на путь исправления – пусть пути такие всегда оказываются долгими и скользкими, как это ни прискорбно.
– Бедолага.
– Воистину бедолага.
Потом, подумав.
– Он надо мной насмехался перед студентами.
«Имел полное право», – хотел я вставить.
Ллойд-Гревиль продолжил:
– Даже если он и женат, я подозреваю, что он выходил за определенные границы, если вы понимаете, что я имею в виду.
Ну еще бы!
Я попытался пошире раскрыть рот и изобразить на лице испуг и недоумение.
Чтобы поправить свою пошатнувшуюся репутацию, я предложил взять курс Калажа, пока на кафедре не найдут замены – это будет в начале весеннего семестра. А если не найдут, я согласен вести его и весной. «До меня доходили слухи, что с грамматикой у него хуже, чем я думал», – добавил я в надежде, что сойду за беспристрастного и трезвого наблюдателя, который не позволит дружеским чувствам заслонить преданность родной кафедре.
Пятый и последний крик петуха.
– Вы чрезвычайно нас обяжете, – произнес Ллойд-Гревиль.
– Все равно история грустная.
– Безусловно.
Он спросил, как продвигается моя подготовка к квалификационным экзаменам. «Неплохо». Я сообщил, что как раз дочитал автора XVII века, Даниэля Дайка.
Ллойд-Гревиль поморщился, а потом все же сознался в том, что, кажется, никогда не слышал про этого Даниэля Дайка.
– Оказал некоторое влияние на мадам де Сабле, – пояснил я, как будто речь шла о самом общеизвестном факте. Это заставило его примолкнуть.
Калажу я лгал меньше, чем Ллойд-Гревилю. Сказал, что по мере возможностей объяснил администрации, как он хочет преподавать и дальше и как его любят студенты, однако существует квота на число аспирантов, которым позволено преподавать, и преимущество всегда отдается тем, кто учится в Гарварде, так что ничего личного.
– И кто будет вести мой курс? – осведомился он.
Я надеялся, что он об этом не спросит.