— Что делать?
Гарат села на солому рядом.
— Ничего.
Айнар поморщился.
— Инстру… менты.
— Забрали. Конфисковали как вещественное доказательство нашей вины. Неважно, что будут на них смотреть, будто еж на анатомический атлас. Главное — все отнять…
— И поделить.
Гарат фыркнула.
— Делить вряд ли станут. Просто не поймут ценности.
Айнар задохнулся от красного с оранжевой кромкой прилива из центра черепа.
— У меня там… много всего.
— Догадываюсь. У меня тоже. Антибиотики, между прочим. Где их тут еще достанешь? Плесени, конечно, хватает прямо вот на стене, — ее взгляд скользнул по осклизлым сводам. — Только все ж не то.
«Плесень… стены».
Оранжевый вспыхнул рубином. Айнар сформулирует мысль позже.
— Тебе лучше не двигаться и лежать.
— Какая разница. Если Светоч…
— Пока живы — живы.
Гарат вдохнула.
— И дернул же тебя черт стырить эту «свечку». Хотя, конечно, мелкая Искра только предлог. Я виновата, доверяла плешивому говнюку и его толстопузому братцу. Они-де хотели настоящую больницу в Ороне организовать, все лили мне мед в уши: без Искр только лучше. Да-да, мы видели, на что ты способна. Впечатляет, впечатляет… Я поверила, знаешь: разум-не разум, но жадность должна была взять верх.
«Не вышло».
Айнар попытался пожать плечами, но получилось только застонать. Гарат проворчала: «Не шевелись ты», а потом осторожно подсунула под спину немного соломы посуше. Сырой холод все равно доставал до костей, но он улыбнулся ей с благодарностью. Это получилось.
Он попытался заснуть, но желтое и оранжевое сменяли друг друга, редко добавляя обморочной зелени. Когда становилось муторнее, Айнар цеплялся кончиками пальцев за стену, и под слоем слизи она оказалась мягкой: песчаник или скорее гипс, пористый и податливый.
— Мы могли бы… проколупать путь наружу, — засмеялся Айнар.
— Что?
— Как этот. Узник замка Иф.
Гарат потрогала его лоб, проверяя не началась ли лихорадка.
— Граф Монте-Кристо, — слова зажигали вспышки в голове, хрустели ракушечной хрупкостью на ребрах, катили волны мутори. — Ложкой. Наружу.
— Какая ложка, какой граф. Нас завтра-послезавтра казнят. По-твоему Светоч через десять лет приедет? Если только бурильный аппарат достанешь. Из штанов, не иначе.
Айнар фыркнул сомнительной шутке, несмотря на месть мозга-безе и ребер. Гарат была права: времени им не хватало. Жаль, идея оставалась хорошей. Правда жаль.
Гарат взяла его руку и гладила пальцы, и он почти физически ощущал ее бессилие. Словно кто-то шептал на ухо — и ему, и ей: вот, на что вы способны. Гнить в плесневелом колодце, беспомощные, как перевернутые на спину навозные жуки, и вся ваша не-магия без инструментов, вакцин, чудодейственных таблеток превращается в ничто. Гарат смогла бы вправить вывих, но не вылечить по мановению Искры сотрясение мозга или сломанные ребра. Айнар просто валялся грудой бесполезного мяса и костей.
Он задремал.
Ему снилась женщина, сотканная из невероятных, ярких цветов. Оттенки зашкаливали за грань человеческого восприятия, когда проснется, Айнар не вспомнит и не назовет, потому что даже художники со способностью отличить травяной от вердепомового, ниагару от барвинкового, а фуксию от орхидеи, не дали бы имени тому, что не способен воспринять человеческий глаз. Женщина подошла к нему и склонилась, покачав головой.
«Айнар Венегас, беглый раб, убийца торговца Эрика Камерра».
«Я не помню никакого Эрика Камерра».
Она ухмыльнулась, зубы текли радугой, и все же Айнар разглядел подробности: острые клыки, словно у вампира.
«Отлично помнишь, просто не хочешь вспоминать. Каково это, схватить камень и бить по костям черепа, пока они хрустят, словно яичная скорлупа? Каково это, прятать тело, принося кровавую жертву диким Искрам…»
«Отвали».
«Конечно, теперь ты не сочтешь деяние ужасным. Раб восстал против рабства. Раб освободился».
Женщина заполыхала ярче, фигура размылась до белизны: все цвета и оттенки, видимые-невидимые, сливаются воедино рано или поздно.
«Оставь меня в покое».
«Айнар Венегас. Хочешь знать свою судьбу?»
Он хмыкнул:
«Что, помру через день? Или этот приезжий Светоч превратит меня в живой факел со своими Искрами?»
Хохот звенел в ушах и глотке. В нем смешивались инфра- и ультразвук вместе со слышимым диапазоном. Девушка-радуга играла не по правилам, зато оставалась верна себе.
«Возможно, так. Или же тебя назовут Гасителем — и ты уничтожишь этот мир».