Айнар широко ухмылялся прямо в бледное лицо. Серебряные глаза напоминали рыбью чешую — столько же выразительности.
«Он похож на свежего утопленника: еще не успел раздуться от водрослей, но в животе и под языком уже снуют мелкие рачки».
Толпа присоединилась к «утопленнику»: не дышала. Космическая тишина. Вакуум. Писк комара стал бы грохотом цунами, рухнувшего на город из кирпича и гранита. Сплошные контрасты, думал Айнар, и его сердце стало этим самым цунами, только билось в ушах, в больной голове, пульсом перед глазами. Вряд ли его кто-то еще слышал.
Светоч, впрочем, мог. Наверняка.
— Развяжите его, — приказал он. Стражники замялись, поглядывали больше на Франа и Удо Кейпера, будто прекрасно сознавая: Светоч-то приехал и уехал, а им здесь жить, а командует ими вовсе даже бургомистр.
Кейперы кланялись своему хозяину. Айнар отметил, что грузный Удо раскраснелся до краснопшеничного оттенка: переспел уже, того гляди — лопнет, посыплются перезрелые семечки.
— Позвольте, господин, — юлил и Фран, подбирая слова, старик медлил, никакого подходящего кролика из рукава достать не получалось. Его брат торопился:
— Но господин, — гудел Удо. — У нечестивца могут быть еще ворованные Искры…
— То есть, — сказал Светоч. — Ты считаешь, что смертный может быть мне угрозой? С созданной нами же Искрой? — он медленно моргнул. — Не говоря уж о том, что вам следовало обыскать их обоих до последней нити, дабы вернуть ворованное славному городу Орону. Что именно из этого вы хотели мне сказать?
Фран побледнел: восковая кукла из музея, даже борода застыла в полупоклоне, как будто редкие седые волосья не решался шелохнуть ветер. Удо покраснел еще сильнее.
— Удар хватит, — пробормотал Айнар. Гарат прошептала:
— Кровопускание бы ему помогло…
— Развяжите, — Светочу явно надоело. Айнар предположил, что он злится или раздражен. Хотя нет, не стоило себе льстить: скорее испытывает любопытство естествоиспытательского толка, словно к говорящей собаке или занятному танцу муравьев.
Стражники освободили руки. Айнар застонал, прикасаясь затекшими пальцами одной к запястью другой, выругался полушепотом. Гарат шикнула: тихо ты.
— Руки, — пояснил Айнар. — Чертовски больно, когда пережимают кровотечение.
«Интересно, а если тебя связать, будешь ли таким же надменным и полным магии?»
Айнар догадывался: да. Светочи не размахивают волшебными палочками, посохами или хотя бы пальцами, не выкрикивают «абракадара», не вырывают волосы из бровей или шевелюры. Магия первична, как бульон с преджизнью, зачем ей такие сложности.
— Я собираюсь тратить на тебя слишком много времени, — предупредил Светоч, его серебряные волосы засияли ярче; солнце так и не выглянуло, один были единственным полноценным источником света. — Итак, ты заявил о своем владении Искрами?
— Примерно, — сказал Айнар. — Только еще более мощными, чем твои.
Он засунул обе руки за пазуху. Толпа замерла; а он сам зажмурился, словно перед прыжком с обрыва. Все могло пойти не так. Он медлил, совершая последние манипуляции. Время. Тратить. Это надо же рассчитать, чтобы…
— Это бессмысленно, — вообразил Светоч. — В твоих словах и действиях утрачена нить разума. Полагаю, ты должен поблагодарить меня за то, что публичная казнь вернет тебя к Вековечному Пламени…
Айнар уставился на него в упор.
Все могло пойти не так. Все. Абсолютно.
— Неа. У меня тоже есть огонь.
«Нет, не могло».
Некоторые вещи не слабее первомолекул протоплазмы-бульона.
Он выпростал руку: с кончиков пальцев сорвался огненный шар, пламя лопнуло у лица Светоча — пронзительно-рыжее, яркое, оно не успело опалить кожу Айнара, зато охотно уцепилось за волосы и брови. Серебряные или нет, они взялись с вонью паленой шерсти. Светоч отшатнулся, замахал руками. Он оступился и рухнул с самодельного бочкового эшафота прямо в толпу.
Айнар запомнил вот что: никто его не пытался ловить.
Никто. Люди прыснули врассыпную, как мальки от брошенного якоря.
Светоч замер сантиметрах в десяти от камней и вспыхнул раскаленным белым заревом, словно магний подожгли. На мгновение Айнару померещилось: один порошок, пепел останется, как от вампира, которого крестом приложили. Или чесноком? Неважно.
Светоч поднялся: повис в воздухе, ступни не касались ни земли, ни эшафота. Его кожа стала текучей ртутью, одежда растворилась, глаза слились оттенком со всем остальным — теперь он был статуей или металлической фигурой человека, пахло почему-то скипидаром.