Откинувшись в кресле, молча сидел Ангел и торжествующе наблюдал, как настроение схода разворачивается на сто восемьдесят градусов. И когда наши глаза встретились, мои губы сами собой сложились в довольную улыбку.
Я снова победил! Как это было уже много раз в этой жизни.
Глава 35
28 сентября 2000
Варяг отложил рукопись. Пора!
Он спустился вниз и вышел на улицу, незаметно огляделся по сторонам: ничего подозрительного. Вечером прохожих на улице стало больше, увеличился поток машин.
Прихрамывая, Варяг не спеша перешел через дорогу и направился по тропинке к рощице, разросшейся у самой поймы реки. Там он углубился в заросли ивняка и стал наблюдать за автостоянкой перед шашлычной. Машины Сержанта там не было. Чтобы не привлекать лишний раз внимание случайных прохожих, Варяг медленно, изо всех сил стараясь не хромать, стал прогуливаться по тропинке вдоль рощи.
И тут он заметили, как подкатила синяя «тойота». Варяг вышел на открытое пространство и подал знак рукой. Сержант его заметил и подъехал прямо к нему.
Усевшись на переднее сиденье, Варяг бросил Степану:
— Давай куда-нибудь поглубже в рощицу заберемся. Там за поворотом слева есть овражек, заросший сиренью. Вот там и поговорим с этим уродом.
Овраг располагался прямо за бетонным забором и, видимо, предназначался для какой-то стройки. Место оказалось тихим. Прогуливающиеся сюда не забредали. Сержант свернул с дороги и проехал с полсотни метров в заросли.
Выйдя из «тойоты», Владислав огляделся по сторонам. Никого. Тишина. Тем временем Сержант открыл багажник и выволок оттуда рослого детину с бледным, испуганным лицом. Он был туго связан металлическим тросиком. Во рту торчала тряпка, служившая кляпом. Правая рука долговязого была перевязана. Вглядевшись в лицо стоявшего перед ним раненого хмыря, Варяг подумал, что где-то уже встречал этот туманный взгляд и эту кривую неприятную рожу. Но где?
— Пошли, — коротко бросил он длинному и молча направился в глубь зарослей, где у бетонного забора виднелась заброшенная трансформаторная будка. Варяг прижал пленника к бетонной стенке.
— Вот здесь и поговорим, — глухо начал он. — Я — Варяг!
Сержант стоял рядом, молча наблюдая за происходящим.
Он заметил, как при этих словах нервно дернулось лицо хмыря. Тому погоняло воровского вожака было явно знакомо!
Варяг решил идти напролом:
— Ты, я вижу, знаешь меня. Ну раз так, то скажу тебе вот что. Уж не знаю, предупреждали вас заказчики или нет, но особняк Медведя в Кусковском парке уже десять лет является местом неприкосновенным, так как принадлежит смотрящему по России. А смотрящий — это я. И ты вчера вечером ломанул мой дом. Это первое. Теперь второе — и главное. Вчера ты пытал и убил там моего человека, который верой и правдой служил и Медведю, и мне вот уже многие годы.
Долговязый не имел возможности говорить, поскольку кляп ему так и не вынули изо рта, делал большие глаза, отрицательно замотал головой.
— Степан, ну-ка вынь ему эту затычку, — обратился к Сержанту Варяг.
— Это не я! — срывающимся голосом стал объяснять Сухарь. — Я здесь ни при чем. Я только на стреме стоял да чемодан нес! Клянусь! Я этого старичка даже в глаза не видел! Клянусь!
— Не клянись, крыса. Веры тебе все равно нет. Ты, падаль, к тому же поднял свою грязную лапу на то, что принадлежит смотрящему по России! И тебе по всем законам положена смерть. Ты ее заслужил! — Варяг сделал паузу.
Этот урод не вызывал в нем никакой жалости, но обстоятельства требовали сдержанности и хладнокровия.
— У тебя нет выбора, Сухарь. И ты это понимаешь. Но я предлагаю тебе сделку. Ты скажешь, кто вас послал в Кусково, и, если будешь со мной откровенен, возможно, я тебя отпущу.
Глаза долговязого сейчас выражали отчаянный страх: ему явно хотелось жить, и он готов был цепляться за любую соломинку, но что-то его останавливало в откровениях, и он, с трудом разлепив пересохшие губы, промямлил:
— Нас люди послали. Мы их даже не знаем. А меня и вовсе позвали на стреме постоять, я ж говорю.
Варяг чувствовал, что Сухарь темнит. Что-то его останавливало. С ненавистью взглянув на него, Варяг мрачно процедил сквозь зубы:
— Играть со мной вздумал, сука! Ну-ну. Думаешь, только ты пыткой умеешь заставить человека заговорить? Ошибаешься. Я этим хоть и не грешу, но навык, поверь мне, имею. Я таких сук, как ты, всю жизнь давил и давить буду — и на зоне, и на воле! Везде.
В интонации голоса и во взгляде Варяга было нечто такое, что подействовало на Сухаря как гипноз: он даже зажмурился от ужаса и, заикаясь, выдавил: