же рыхлая и вялая, как и вся его гнилая семейка, это для вида Злата плакала у себя в будуаре, причитая о доле своей тяжкой, в душе же она истово хохотала — хоть раз вышло по-ейному, как заведено святоотеческими наставлениями: бей бабу молотом, будет баба золотом, опять же после побоя завсегда наступала прелестная пора, когда Злата принималась ходить по дворцу лебедушкой, ничуть не гримируя, но напротив — выставив синяк напоказ, чтобы все видели и знали, кто тут таперича главный, муж же охальный надолго затыкался и даже лахудру очередную в пылу сомнений оставлял со двора, тише воды, ниже травы сидючи — эх, золотые времена, былые денечки, куда вы утекаете, подобно воде между пальцев, здесь, в Желтом замке, время течет и вовсе не ручьем, но полноводной рекой, раз, и пролетел второй десяток лет, будто и не было, поминай, как звали, помаши платком напоследок, и сколько ни броди по дворцу, сколько ни хлопочи по дому, а все едино Злату будет окружать все та же пустота в сердцах и душах, от которой только горше воспоминания, как когда-то давно ей не приходилось каждодневно бороться с холодом отчуждения со стороны гнилой семейки, да и сам Милош когда-то был другим, совсем другим, и дело даже не в возрасте — все мы не молодеем — но в совершенно другом к ней отношении, ведь когда в тебя верят, это чувство не подделать, не обмануть, не совершить подлог; когда в первые дни замужества Злата счастливая носилась по залам, ну, да, морщась от засилья паутины, с прадедушкиных-то времен копилось, но зато и с громадьем планов на завтрашний день, то даже безумные лица новоявленных родственников ее ничуть не смущали, как говорится, прости, Господи, грехи наши тяжкие, родня есть родня, уж какая есть, в придачу к мужу неизменно прилагается, это только застольные кореша вельможного господина Сало вечно кривятся — народец-то не тот-с нам попался, с таким каши не сваришь, но что, прости меня, Господи, за выражение это такое, «каши не сваришь», а вы пробовали хоть что-нибудь в своей бездумной жизни сварить, что, молчите, не знаете, то-то же и оно, рассуждать-то всякий горазд, Злата всю эту братию успела прознать насквозь, сплошные чванливые горлопаны, досужие рассуждать о ратных подвигах и патриотическом дискурсе, разве что сам Милош с изначала представлялось что не такой, то ли настолько умело притворялся, то ли и того хуже — только лишь одной Злате так и показалось, во всяком случае хоть и случались тогда уже звоночки, а все едино ее собственные планы он покуда исключительно одобрял и поддерживал, в домовладении же самое главное что — правильно, заведенный порядок, ежели садиться обедать, так строго в полдень, а чтобы не случилось суеты и все как один были довольны, собрать всех за столом надобно загодя, после чего непременно устроить широкий дебат: кто, чего и сколько пожелает, а поскольку стол не резиновый, а повара вам — не фабричные станки, все разом приготовить не могут, то надобно привести всех к единому консенсусу, кто за компот, кто за чай с плюшками, кто любит суп, а кто желает арбуза; однова так прозаседались, что разошлись по итогу злые и голодные заполночь, потому что для успешного согласования позиций нужно иметь и охотку, и возможность подвести спорщиков к компромиссу, однако же и Злата тогда была юна и неопытна, а тут еще Милош этот возлежит на диване и в голос хохочет, ему-то что, он всегда почитал себя за изъявителя всех на свете желаний, и голосования эти ваши в его глазах всегда выглядели блажью, но ладно уж, раз так положено, то давайте по регламенту, а сам шасть к себе в кабинет и против договоренностей требует отдельную какаву и послаще — эх, если бы Злата сразу прознала про то и не смолчала, может, и вышло бы по итогу совсем иначе, без излишних заблуждений и самообманов по крайней мере, а так Милош, пожалуй что так, он мастер притворяться, что со всем согласный и всем довольный, пока однажды не наиграется кот мышкой и не сделает особое лицо, даже не злое, нет, скорее безумное, как будто Злата принимала своего мужа все это время за совсем другого человека, а с этим — с этим у нее не было до сих пор ничего общего, никаких договоров и никаких согласий, хоть она будь сто раз княжеских кровей, без разницы, делай, как я приказал, и весь сказ, а не то так катись на все четыре стороны, а что Злата, куда ей деваться, ведь сделанного не воротишь, Господь повелел слушаться власти мужа законного, ибо его волей Спаситель говорит со смертными женами, аминь, так что приходилось Злате брать все в свои руки и трудиться честно и без продыху над обустройством дворца, разбираясь со всеми мужниными родственниками, воюя попеременно с полковником Слободаном, и с Милицей, и даже с призраком бродящего по дворцу беспрестанно Йована Старого — упокой, Господи, все их души — и Бог свидетель, она не роптала, ибо видела в этом услужении великую свою миссию, плоды которой однажды сторицей воздадутся ей, как воздались ее святым родителям, и расцветет все вокруг краше прежнего, как в стародавние благословенные времена, что бывали еще до прадедушки, а как же иначе, ведь правила на то и правила, чтобы соблюдать их всех с твердой гарантией итоговой успешности предприятия, но не тут-то было, ведь пока она корпела, саркастический муженек Златы, антихрист Милош только и пользовался ее трудами во имя собственного возвеличивания, смотрите, мол, какой я фартовый, целыми днями ни пня ни делаю, бью баклуши, заседая по советам и коллегиям, а все едино у меня во дворце произрастает всякий фрукт и пребывает исключительный порядок, поелику, граждане, аз есмь великий молодец и вообще франт ушастый, сволочь такая, гадина подколодная, занялась вновь причитать Злата, с превеликим ужасом глядя на себя в случайное зеркало: уж не молода она стала, не юна, не весела, не приветлива, в подобном облике кто сможет подумать, что ее вообще стоило брать замуж, и что те правила, за которые она почитала себя ответственной, вообще хоть сколечки работают, хоть кому-то помогают в порядке и обустройстве, неужто врали обучавшие ее карломарские профессора, но главное, какое может быть уважение к хозяйке, если Злата и сама не уверена в том простом факте, что все столь кропотливо и тщательно обустроенное ею во дворце работает не чудом чудесным, не черною жижей, сочащейся из-под земли, не демоническим огнем топок, не строевым печатным шагом раболепной нежити, а напротив, порядком и уложением, а тут еще и Милош — волхователь и нехристь под личиной истово верующего — норовит под руку бубнить, что смотри-ка как он собой хорош и как у него все само все ловчейшим образом вытанцовывается, и этих он провел, и тех обманул, а кого не сумел обмануть, так знать на них и самих можно зачинать жалобу, мол, надули, проклятые болотные так называемые партнеры, но мы им зело отомстим и к ответу призовем, на то у нас и сила заначена в мослах, и огонь укрыт в персях, прости, Господи, а демоном отчего-то ее, Злату все время за глаза обзывают, даже родная дочь Татя, ну как тут не расстраиваться, как блюсти уверенность в себе и сохранять работоспособность — а никак, с некоторых пор такое на Злату напало уныние, что хоть волком вой, болотным оборотнем клыкастым, чьи глаза огнем горят в нощи, вызывая тем самым у Златы тяжкую зависть, уж она-то бы тоже так хотела — взгляд чтобы ее прожигал противников заведенного порядка наскрозь, а муж неверный Милош чтобы убоялся самой мысли отвергнуть ее правоту хотя бы и в самом мелком вопросе, но увы ей, Злата хоть и была благородных кровей, однако же волкулачьей масти не родня, да и не по пути ей с такими: если подумать, то совершенный разрыв с мужем у нее случился ровно на такой же теме, когда в радиоточке верховный камлатель Сало внезапно принялся вещать о том, что ранее отрицаемые орды нежити, сплотившиеся по эту сторону ленточки — это не инсинуация болотной знати, а вовсе даже хитрый план самого государя-амператора по защите своих благонравных сограждан; вот тут-то у Златы-то и раскрылись глаза, насколько богопротивен ее муж и насколько богомерзки его устремления, прости, Господи, сколь ни обвиняла ее в демоническом происхождении гнилая семейка, однако же сама Злата блюла заповеди и боялась смертного греха почище иных истовых верующих, поскольку вовсе не была уверена в том, что само собой повторит в успении своем чудо нетленных родителей своих, а потому сладкий запашок гниющей плоти был для нее неопровержимым знаком, что творится поблизости какая-то чертовщина, Господи, спаси и сохрани, и пора брать руки в ноги и что-то решать, потому как сколь ни жалко трудов праведных и пропащих лет, а жизнь вечная важнее потерь земных в юдоли скорбного и тщетного бытия, каким ей теперь каждодневно представал мужнин дворец, да чего и жалеть, как говорил поэт, это было напрасно, значит было давно, плюнь и разотри, остави навеки бесполезное, тяжким грузом не волоки за собой, знать, не всякий челн вынесет лишний багаж в сундуках запечатанных да пузырях непочатых, так металась ночами по дворцу истомленная сомнениями Злата, предвкушая беду бедовую, пока однажды окончательно не решилась собираться — уж сколько веревочке не виться, а конец будет един, знать Милош окончательно связался со всякой нечистью и потому наверняка избежит спасения, и ежели Злата не бросила еще свою мечту о нетленном посмертии, то пора и ей честь знать, ибо, в конце концов, истинно говорит святоотеческое пред