Дальше хуже. Нагнали полицаев из Геранек, и стали те по дворам ходить, выспрашивать. Наши-то говорят, что в армии мужики, а кто пропал без вести… А отряд с тех самых пор словно сгинул. С год прошло, а то и более, когда стучится ко мне ночью кто-то. Я жил в лесу, до деревни с версту было. Подошел к двери, спрашиваю: кто, дескать, стучится? Слышу шепот: «Открой, Василий, я это — Тимофей». Открываю. Стоит на пороге Тимоха, ободранный весь, голова перевязана, на шее автомат немецкий. «Есть кто в избе?» — «Никого, — говорю, — Варвара в Ворожейках у тещи осталась, один я».
Прошел он в избу, разделся. Накормил я его, напоил чаем. С собой собрал что в избе было. Соснул Тимоха часа три, потом встал и говорит: «Я, Василий, к тебе не только за этим пришел. Разговор есть. Знаю я тебя давно, поэтому и откроюсь не таясь… Нужен мне человек свой в Ворожейках. Позарез нужен, да такой, чтобы с ним встречаться легко было. Окромя тебя, нет никого. Живешь ты ладно — в лесу, человек покалеченный, значит, в партизанах состоять не можешь, так что немцы тебя не заподозрят. Помоги, брат, больше некому».
Согласился я не сразу, честно говорю. Уж больно мне обидно было, что он меня в отряд не взял. — Дорохов вытащил из пачки папиросу, вопросительно посмотрел на Андрея, закурил, смачно затягиваясь. — Да, не соглашался я. Говорил, что не под силу мне, что, дескать, калека. А сам думаю: «Как на охоту — так, Васька, отведи, а как в отряд немаков бить — так погоди! Попроси ужот-ко, попроси…» Потом согласился, конечно, куда они без меня на болоте-то!
«Пойдешь завтра к немцам, — говорит Тимоха, — и попросишься лесничим на Радоницкие болота. Скажешь, что не емши сидишь или что-то другое — тебе виднее… Они на это должны пойти — им тоже нужен человек в сторожке… Будешь приглядываться, присматриваться. Знать о том, что ты наш человек, никто, окромя меня, не будет, а ты тоже вида не показывай — беду накличешь. Ежели немцы к тебе нагрянут, на трубу сторожки поставь горшок, ну как в деревне делают, чтобы дождь трубу не заливал, а я из бинокля увижу. Встречаться будем у озерца, которое справа от тропы начинается, около кривой березы. Понял?» — «Как, — говорю, — не понять… Только вот что в деревне обо мне подумают?» — «Ничего, — отрезал Тимоха, — стерпишь. Наши придут, все на свои места встанет. Твой черед пришел, Василий». — Дорохов замолчал.