«Пришел человек, — думал Дорохов, не отрывая взгляда от одинокой строчки следов на снегу, — пришел с надеждой увидеть товарища, а увидел меня… А мне тоже хотелось поговорить, посидеть как с ровней, вспомнить… Эх, почему я такой неладный!»
Не мог после этого Василий Егорович работать, он слонялся без дела по двору, курил, потом вдруг собрался и, ни слова не говоря жене, зашагал к Ворожейкам. Шел и думал. И чем больше думал, тем больнее и больнее становилось ему.
— Ладно, Василий, — прервал его размышления Прохоров, отчаянно зевая, — давай спать укладываться…
Легли они в большой комнате. Виктор Матвеевич, чтобы не тревожить жену и детей, лег на раскладушке, а Дорохову постелил на узкой неуклюжей кушетке, которую купила его жена, уверяя, что это настоящий антиквариат.
Потушили свет. Как ни странно, но Виктор Матвеевич не мог заснуть. Он ворочался, кашлял.
— Витюха, — послышался шепот с кушетки, — а как мои-то?
— Ничего, отличники оба… Гришатка вымахал с версту…
— Я бы… того… — Василий Егорович сел на кушетке, — посмотрел бы…
— Только тихо. В маленькой комнате они… Не разбуди.
Дорохов встал и босиком подошел к двери, приоткрыл ее. В маленькой комнате, которую Виктор приспособил под кабинет, стоял диван-кровать. Свет от уличного фонаря проникал сквозь незадернутые шторы и высвечивал в темноте головы его сыновей. Дорохов на цыпочках вошел и остановился около дивана. С краю спал Гришатка. Его взлохмаченные волосы выделялись на подушке крупными завитками. Он осунулся с тех пор, как его видел Дорохов, чувствовалось, что вытянулся и стал еще угловатей. Гришатка чуть улыбался, и от этой улыбки в груди у Дорохова поднялся тяжелый и горький комок, он сел на пол и прижался щекой к дивану, словно стараясь обнять его, прижать к сердцу.
Андрей ввалился в кабинет начальника райотдела милиции, молча плюхнулся на продавленный диван и виновато посмотрел на изумленного капитана милиции, который пил чай из огромной синей чашки с цветочками. Фролов встал из-за стола и, не говоря ни слова, налил из чайника, стоявшего на полу, еще одну чашку, только красную, но с такими же лихими цветочками. Бросил туда кусков пять сахара, посмотрел на Андрея и добавил еще три, размешал и сунул в красные, окоченевшие руки Андрея.
Кудряшов глотал горячий чай, не чувствуя ни вкуса, ни сладости — отогревался. На второй чашке Кудряшов смог поблагодарить капитана:
— Спасибо, Михаил Семенович, чуть богу душу не отдал…
— Где же ты так промерз, Андрей Петрович? — Фролов добродушно усмехнулся. — Сказал бы мне, я бы тебе штаны на меху выделил для твоих поездок.
— Не говори, Михаил Семенович, — сокрушенно покачал головой Кудряшов. — Сначала был в Плетневе, потом через болото прошел к Дорохову, но заходить не стал, а пошел прямо в Ворожейки…
— Крюк будь здоров, — согласился Фролов, — чего это тебя понесло? Мог бы и на автобусе доехать.
— Долго ждать.
— По местам боевой славы прошелся… — усмехнулся Фролов, подливая Андрею в чашку кипятку.
— А это как понимать? — удивился тот, доливая заварки.
— Как понимать, так и понимай… — опять усмехнулся Фролов, — учитель по такому маршруту ходил…
— Лозовой?
— Он самый…
— А ты откуда знаешь?
— Как не знать. Он сам ко мне в милицию приходил и просил помочь с ночлегом в этих местах… вместе с ним и объездил эти деревни, договаривался с жителями. Не бросишь ведь на произвол судьбы — с детьми путешествует.
— Это верно, — согласился Андрей, окончательно пришедший в себя. — Слушай, Михаил Семенович, а по каким ты деревням еще с ним ездил?
— Сейчас… — Фролов встал из-за стола и, поправляя китель, направился к карте. — Вот смотри: Ворожейки, Плетнево, Мотняево, Бабенки и Писцово… В основном вокруг северного берега болот он ходил со своими ребятами.
— Да… — согласился Андрей, разглядывая на карте маршрут Лозового. — Поиск есть поиск. А вот в Писцове-то я и не был. Как-то эта деревня выпала из моего поля зрения. Странно, очень странно. Михаил Семенович, не будет у тебя оказии туда добраться?
— Посмотрим… — Он выглянул в коридор и кому-то крикнул: — Иванов, есть у нас кто-нибудь из Писцова? Ну-ка позови его ко мне.
Фролов закрыл дверь и повернулся к Андрею.
— На твое счастье, участковый здесь, толковый парнишка. Он тебе во всем поможет.
Парнишка оказался здоровенным старшим лейтенантом лет тридцати. Он лихо вытянулся перед Фроловым.
— Старший лейтенант Игнатьев, товарищ капитан. Вызывали?