Тяжело заскрипел диван под Юрием Ивановичем, насупился Реваз, внимательно слушая Алферову.
— Домой, сами понимаете, возвращаться не могла и уползла я на одну из зимовок Ивана — там был запасной склад отряда — и там отсиделась… А уж когда фашистов поперли от нас, тогда подалась в село, где жила Иванова молочная сестра, там пожила… Потом около нас эвакогоспиталь открыли, пошла туда санитаркой работать, да так, видимо, и присохла к этой специальности. Потом кончила курсы медсестер и стала работать. Вот и все…
Она вымученно улыбнулась и смахнула со стола невидимую ниточку.
— Скажите, Агриппина Ивановна, а вы поддерживали связь с женой Смолягина Марией?
— Нет. Тимофей запретил ей приходить ко мне, а мне с ней встречаться. Один только раз от нее пришел солдат. Нет, она его привела. Бежал солдатик из эшелона военнопленных. Выходила она его, да и переправила в отряд. В Ворожейках-то фашист на фашисте ошивались: гестапо, полицаи… Я, помнится, еще отругала ее на чем свет стоит. Говорю, что ж ты, дуреха, делаешь, куриные твои мозги! Тимофей строго-настрого приказал никого в отряд не приводить, а ты… Что за человек? Откуда?
Машка-то хорохорится. Была она с гонором. Он, говорит, наш. Я только и сказала, что дура ты, Машка, так дурой и помрешь… Спрятала я солдатика у себя, на болота не повела… А как Тимофей пришел, так ему все и выложила. Тимоха поговорил с пареньком да и забрал с собой…
— Не видели вы его больше?
— Нет…
— Так, Агриппина Ивановна, можете вы подтвердить, что Дорохов Василий был разведчиком в партизанском отряде Смолягина?
— Конечно… Могу и письменно подтвердить…
— Это обязательно… У меня еще один вопрос к вам… Не интересовались ли вы дальнейшей судьбой своих товарищей?
— Как не интересовалась? — усмехнулась Алферова. — Еще как интересовалась… Как немцы ушли, я с госпиталем уехала. Там разговоры всякие были, говорили, что отряд весь погиб. Я, честно говоря, думала, что и Василий погиб. Потом госпиталь перевели, и уехала я… Как-то написала в село письмецо, хотела узнать о Василии, как он, жив остался или нет.
Агриппина Ивановна замолчала, задумчиво накручивая на палец бахрому скатерти. Молчал Андрей, молчал Реваз, молчал и муж Алферовой. Негромко откашлялся Юрий Иванович, покосившись на Андрея, достал пачку «Беломора» и закурил.
— Простите, — Кудряшов покосился на ее мужа, который, насторожившись, перестал курить, — вот вы, Агриппина Ивановна, сказали, что жили у молочной сестры Ивана Алферова… Вы одна жили или с кем-то?..
— Да вот он рядом с вами сидит: муж мой — Юрий Иванович. Он тоже у Смолягина в отряде был…
Андрей почувствовал, что у него сжимается сердце.
— Так вы Сонин?
Юрий Иванович молча кивнул головой.
— А почему… Алферов?
— Жизнь мне Груня спасла, вот я и взял ее фамилию.
— Простите, Юрий Иванович, но по архивам Министерства обороны вы умерли от ран.
Сонин невесело усмехнулся.
— Я и сам удивляюсь, что жив… А что касается архивов… Я ведь действительно был при смерти, а врачи, видимо, поторопились в списки внести. Время было сложное. Госпиталь то и дело переезжал с места на место, врачи постоянно менялись. Одни на фронт с эшелоном, другие на их место. Трудно было.
— Юрий Иванович и Агриппина Ивановна, нам необходимо произвести опознание государственного преступника. Карателя, на руках которого кровь многих советских людей… Вы сможете это сделать?
Алферовы переглянулись, и Юрий Иванович кивнул.
— Реваз, срочно двух понятых.
Колидзе тут же исчез из комнаты и через пять минут привел двух пожилых мужчин.
Кудряшов объяснил, как проводится опознание, и разложил на столике несколько фотографий.
— Агриппина Ивановна, пожалуйста, посмотрите на эти фотографии.
Алферова медленно встала и, прижимая руки к груди, подошла к столу.