Но и это не всё. Сейчас, когда старшина Степанов и рядовой Полуботок свернули на улицу Чернышевского, самое время рассказать ещё и о том, что спустя тридцать один год именно на этой самой улице произойдёт террористический акт, нашумевший на всю страну — это будет мощный взрыв с целью убить одного из влиятельнейших людей этого города. Улицу Чернышевского будут показывать и показывать по центральному телевидению, но, к сожалению, того учреждения, о котором у нас сейчас пойдёт речь, так и не покажут.
Наши герои, однако, о будущих взрывах ничего не знают и неотвратимо приближаются к назначенной цели — старшина и рядовой. В руках у рядового — нечто, завёрнутое в газету. Это «нечто» называют обычно «джентльменским набором», но об этом позже.
Улица Чернышевского.
Здесь-то, по левой её стороне, и находится гарнизонная гауптвахта. Ничего примечательного: дома, домики, дворы, дворики, серость и убожество. Но вдали, на глухой стене большого дома, этажей как бы не во все пять, виден большой и обнадёживающий плакат:
вверху какие-то малюсенькие буквы, а ниже —
ОБУВИ столько-то МИЛЛИОНОВ ПАР
ещё ниже — график, изображающий победный рост производства обуви.
Старшина Степанов и рядовой Полуботок входят в распахнутые и никем не охраняемые ворота городской комендатуры. Большой двор, похожий скорее на плац; впереди — жалкое одноэтажное здание, резиденция коменданта, а слева — плотный, высокий деревянный забор, а в нём — плотная калитка, а на калитке надпись:
То самое, что нам и нужно.
Степанов нажимает кнопку звонка.
Открывается окошко. Выглядывает часовой.
— Открывай, — говорит Степанов. — Я вам новенького привёл.
Оба вступают в Г-образный дворик, оставляя позади себя часового, вооружённого карабином, на котором — штык.
Этот часовой, а равным образом и все остальные часовые, охраняющие гауптвахту, принадлежат авиационному полку. Погоны, петлицы и эмблемы у них — авиаторские. Каждые сутки состав караула полностью меняется от начальника караула (офицера) и до рядовых его членов. Неизменным на гауптвахте остаётся только одно лицо — начальник гауптвахты, старший лейтенант Домброва, офицер с малиновыми петлицами и общевойсковыми эмблемами. С ним мы ещё встретимся, но то будет позже. Пока же навстречу двум гостям идёт пожилой капитан авиации — человек с усталым и явно добрым лицом. И с пистолетом на боку.
Степанов и Полуботок, видя, что к ним уже идут, останавливаются возле деревянного навеса в форме гриба и ждут. Под крышею грибочка висит плащ защитного цвета, а рядом — таинственная надпись на столбике:
ТУЛУП.
Большими чёрными буквами по белому фону. Тут же висит гильза от четырёхдюймового снаряда, а к ней в придачу — колотушка. Это — вместо гонга, на случай тревоги.
Но вот, капитан с добрым лицом подошёл.
— Здравь-жлай-тарщ-кап-тан! — докладывает Степанов, отдавая честь. — Вы здесь начальником караула будете?
Капитан насмешливо молчит в ответ.
— А я к вам арестованного привёл. Документы в порядке, медицинская комиссия признала его годным, вещи при нём в полном комплекте. Принимайте! Докладывает старшина Степанов! Вот.
Гильза с колотушкою висят себе неподвижно и беззвучно. А зря. Сейчас бы ударить гонгу и отметить, что с этой самой секунды для рядового Полуботка начались
Первые сутки гауптвахты!
Полуботок сидит во дворе перед столиком, вбитым единственною ножкою в землю.
Слышно, как рядом, на соседней скамейке кто-то всхлипывает. А кто именно — мы этого пока не видим.
— Деньги, ценности, часы — имеешь? — спрашивает Добрый Капитан — так мы его будем называть.
— Не имею, — отвечает Полуботок.
— Табак, папиросы, сигареты, спички, зажигалки?
— Я не курю. — Видя, что капитан чего-то недопонял, Полуботок отвечает по всей форме: — Не имею, товарищ капитан!
— Выворачивай все карманы. Снимай шинель.
Полуботок на глазах у офицера выворачивает карманы всей своей одежды. Ничего, кроме военного билета, при нём не обнаруживается.
Добрый Капитан берёт военный билет и читает:
— Полуботок — ну и фамилия у тебя! — неодобрительно покачивает головою. — Так… Владимир Юрьевич… 1950-го года рождения… Место рождения: Новочеркасск Ростовской области… Беспартийный… Что — даже и не комсомолец?