– Отец! – возбужденно вскрикнул потерявшийся ребенок.
Мужчина, а им оказался один из мелких вождей Гавайки, в ужасе наблюдал за приближением своего сына, поскольку сейчас ребенок совершал такой страшный грех, которому не было прощения. Ни женщина, ни ребенок, ни животное до сих пор ещё не заходили в храм. Руки отца задрожали, и он прижал к сердцу своего симпатичного отпрыска.
– Я везде искал тебя, отец! – все ещё хныча, объяснил потерявшийся мальчуган.
Наступила зловещая тишина. Жертвоприношение Оро было прервано, и теперь глаза всех присутствующих были обращены на незадачливого отца и его провинившегося ребенка. Отец, прекрасно понимавший, что его семья осмелилась нарушить табу, все ещё колеблясь, поднялся со своего места, продолжая держать мальчика на руках. Но неожиданно, словно в порыве искренней и всеобъемлющей любви к Оро, он протянул ребенка в направлении алтаря, и при этом длинные волосы малыша свесились с левой руки мужчины.
Голос отца прозвучал взволнованно, но крайне убедительно.
– Возьмите этого ребенка и принесите его в жертву Оро! Ибо он нарушил церемонию освящения храма, и наша связь с великим Оро была ослаблена. Это мой сын. Я породил его. Но я не буду оплакивать его гибель, поскольку он посмел возмутить Оро.
Поначалу жрецы проигнорировали это заявление, и несчастный мужчина продолжал стоять в стороне с ребенком на руках, а они с надменным безразличием, как ни в чем не бывало, продолжали резать свиней. Затем руками, запачканными свежей кровью, двое жрецов выбрали пару толстых бамбуковых палок. Держа их концы вместе таким образом, что у них получилось некое подобие гигантских щипцов, они ловко расположили их над головой ребенка, а затем одна палка уперлась мальчику в основание черепа, а другая крепко надавила на горло. С безжалостной силой клещи сомкнулись, и жрецы держали их так до тех пор, пока мальчик не задохнулся. Затем одним движением ножа верховный жрец вспорол жертве живот и, вынув внутренности, с почтением возложил труп на высокий алтарь между свиных туш.
– Этот отец поступил разумно, – нараспев затянул жрец. – И все будут поступать правильно, если будет почитать Оро, великого Оро, несущего нам мир и спокойствие.
Это происшествие сильно расстроило Тероро, и он расценил его как дурной знак для столь важного дня. Однако он не знал, как трактовать случившееся, и в замешательстве молодой вождь на какое-то время даже позабыл о своем брате и о том, что сам он явился в храм для того, чтобы охранять Таматоа и защищать его в случае опасности. "Что может означать происшедшее? " – упрямо задавал он себе один и тот же вопрос, но ни один ответ не устраивал его. Поэтому Тероро лишь глубоко вздохнул и вновь принялся наблюдать за происходящим в храме. Но когда он поднял глаза, чтобы посмотреть, на месте ли находится их рулевой Хиро, то тут же заметил ещё один знак, который показался ему пугающим: нынешний рулевой сейчас находился как раз под раскачивающимся телом бывшего рулевого, казненного исключительно по прихоти верховного жреца, и раздутый труп, который уже начал разлагаться под воздействием тропической жары, зловеще нависал над сообщником Тероро.
Молодой вождь был настолько растерян, что, позабыв обо всех предзнаменованиях сразу, взглянул сначала на верховного жреца, а затем на короля, поскольку сам он был настроен решительно, готовый бросить открытый вызов самому Оро, и ему было все равно, даже если этому суждено было случиться в самом храме нового бога, в том месте, где он обладал наибольшей силой. Однако Тероро не был готов противостоять стратегии верховного жреца и уж никак не мог предполагать того, что случится дальше. Неожиданно верховный жрец резко повернулся и указал своим жезлом на одного из членов экипажа каноэ – мужчину наименее агрессивного и одного из лучших воинов.
– Он съел кусок священной свиньи Оро! – прокричал обвинитель. Правда, молодой вождь так и не успел узнать, за что же его приговорили к казни, потому что все тот же здоровенный палач, предвидел вход событий, уже успел размозжить бедолаге череп.
Жрецы с других островов возрадовались тому, что Оро так оберегаем от отступничества, и поэтому хором пропели:
– Всемогущий Оро, несущий нам мир и спокойствие! О великий Оро, покровитель объединенных островов!
Пока продолжалась молитва, Тероро сидел молча, сраженный увиденным. Молодой вождь, только что потерявший жизнь, был его близким другом и очень скромным человеком, который никак не мог себе позволить совершить такой грех, как попробовать священной свинины. Но почему именно он был выбран в качестве жертвы? Тероро никак не мог сосредоточиться и найти ответ на этот вопрос. У молодого вождя имелся отличный план, как защитить старшего брата, а если он сам попадет в беду, то о его безопасности позаботится Мато со своими людьми. Но Тероро никак не мог даже подумать о том, что верховный жрец поступит настолько хитро и начнет вершить расправу над менее ценными членами племени Бора-Бора.
В ужасе Тероро взирал на своего рулевого Хиро, и получал в ответ такой же испуганный взгляд. Говорить здесь было запрещено, и Тероро постарался хотя бы по глазам понять настроение Мато и Па, карауливших выход из храма. Но те сейчас были поглощены происходящим у алтаря, где теперь лежало тело их товарища, не в силах думать ни о чем больше. Остальные члены команды Тероро было ошеломлены поведением верховного жреца не менее самого их вождя. Смятение нарастало, и теперь Тероро принялся молча разглядывать отполированные камни площадки, на которой сегодня собрались все, кто приехал на Гавайки.
И лишь один человек из племени Бора-Бора сохранял ясность ума в создавшейся ситуации. Таматоа, как и многие процветающие короли, был наделен не столько острым умом, сколько удивительной способностью интуитивно постигать суть самых сложных вещей. Сейчас он сознавал, что верховный жрец принял решение не трогать ни короля, ни его брата, но избавиться от них другим путем. Таматоа и Тероро в любом случае придется убираться с острова, поскольку на них отныне будет оказано постоянное давление со стороны верховного жреца. "Он постарается избежать прямой конфронтации, – справедливо рассуждал король. – Никаких войн и битв не предвидится. Он с удивительным спокойствием и постоянством будет стараться сделать все, чтобы мой народ стал считать меня своим врагом. Он запугает все племя, и мы будем вынуждены исчезнуть с острова".
Вскоре предположения Таматоа полностью подтвердились. Верховный жрец указал своим жезлом смерти ещё на одного члена команды Тероро, и снова роковая дубинка обрушилась на невинную голову. С болью в сердце Таматоа поглядел в сторону брата и заметил, что тот сейчас словно потерял рассудок и был сильно расстроен, очевидно, что-то обдумывая. "Скорее всего, он уже разработал какой-нибудь грандиозный план на сегодняшний день, чтобы спасти меня, – промелькнуло в голове короля. – Не исключено, что шпионы верховного жреца успели все выведать и доложить своему хозяину. Несчастный молодой человек!"
Проникнутый любовью к брату, король так и не сводил глаз с Тероро, пока тот, наконец, не почувствовал на себе его взгляд и, все ещё находясь под впечатлением произошедшего, поднял голову. Почти незаметно старший брат качнул головой, подавая сигнал молодому вождю не предпринимать никаких действий. Уловив его жест и поняв смысл, Тероро продолжал сидеть на камне, беспомощный в своей ярости.
И вот именно в этот момент, в самом священном храме Оро, окруженный трупами своих лучших воинов, одни из которых были уже развешаны на деревьях, а другие просто свалены на алтарь, именно тогда король Таматоа проговорил про себя: "Итак, Оро, ты победил! Ты действительно оказался самым могущественным богом из всех существующих на свете, а я бессилен противостоять тебе". Как только он произнес эти слова раскаяния, на него СОПЕЛО умиротворение, и он увидел, как наяву, насколько глупо было с его стороны сопротивляться неизбежному. Ведь рождались новые боги и побеждали старых, и так было всегда. Таматоа пока что не осознавал только одного: радость, которую он сейчас испытывал в душе, на самом деле являлась лишь предпосылкой к тому самому решению, к которому он стремился вот уже в течение нескольких месяцев, но каждый раз откладывал снова и снова. Теперь, когда Таматоа был вынужден признать очевидное – а именно, тот факт, что Оро все же победил, – следующее, не менее очевидное заключение, было уже не за горами. И в утренней тишине Таматоа впервые высказал те самые роковые слова, после чего сразу почувствовал, как тяжелейший груз свалился с его сердца. Он сказал: "Мы уедем с Бора-Бора и оставим его тебе, Оро. Мы поплывем по морю и найдем для себя другие острова, где мы сможем поклоняться своим богам".