— Скоро стемнеет. Летние ночи так коротки... Иногда бывает обидно, да?
* * *
Детеринг припарковал машину за квартал от дома Монсальво и дальше пошел пешком вдоль заборов, почти укрытых вьющимися плетями цветов. Заборы здесь были невысоки: только д ля того, чтобы обозначить границы участка. Все эти особняки находились под охраной нескольких слоев электроники, защищающей территорию лучше любых стен.
Да, собственно, воры в этот квартал и не совались, не было у них такого интереса.
Нина никогда не ошибалась в своих прогнозах: утро пришло вместе с чистейшим, без единого облачка, небом. Дождь, сонно молотивший добрую половину ночи, оставил после себя крупные капли на листве, не высохшие пока лужи и характерное для кассанданской столицы ощущение парилки.
Генерал ждал Йорга в саду, за маленьким столиком, на котором не было ничего, кроме кофейника, пары чашек и тарелки с бисквитами. Здороваясь, Детеринг понял, что дела идут, по всей видимости, хуже некуда: Монсальво выглядел сильно постаревшим и даже помятым, как после нескольких дней крепкой офицерской пьянки.
— Я рад, что ты приехал так рано, — произнес генерал, исподлобья глядя на Йорга.
— Макс передал ваше распоряжение явиться утром, и я не стал тянуть, — с удивлением ответил Детеринг.
— Это правильно. У тебя есть деньги? — Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Йорг едва не вздернул брови, но вовремя взял себя в руки.
— В данный момент у меня нет финансовых проблем, ваша милость.
— Это хорошо. Тогда садись на ближайший рейсовый и уматывай домой. Ты не должен появляться на Кассандане хотя бы два-три месяца. Дока Мэллоя я беру на себя, он напишет, что ты нуждаешься в поправке здоровья, а где да что — проверяющие разбираться не станут.
— Проверяющие?!
— Боюсь, дорогой мой, что Его Превосходительство доигрался. Перри Николс написал заявление об отставке...
— Я слышал об этом, господин генерал.
— Хм! А слышал ли ты, что он сказал по этому поводу? Нет?... Ну, тебе и не надо. Николс много раз предупреждал Полякова, что врать в отчетах опасно, но тот только пыхтел и продолжал заметать дерьмо под ковер. Отвечать за все это Перри, как начальник оперативного сектора, не хочет. Более того, он вообще не желает видеть Его Превосходительство. Теперь наш дорогой шеф устроит разгон для всех, кто в потенциале способен выступить против него, а доступ к информации имели многие, тут уж не открутишься. Он знает, как к нему относились, и понимает, что союзников не найдет. В течение десяти дней «ведьмина гора» примет решение, и тогда сюда вылетит комиссия. До ее прибытия Поляков успеет наделать такого, что становится страшно. Сам он не уйдет, можешь даже не думать. Но испортить жизнь сможет многим.
— Вы считаете, у него есть шанс? — удивился Йорг.
— Ты его мало знаешь, мальчик мой. Он трус, жуткий трус, но при том, к сожалению, он гений аппаратной интриги, бюрократ высшей пробы. Думаешь, он не готовился к тому, чтобы свалить свои прегрешения на подчиненных? Не будь наивен... Если ему удастся утопить нас, он вполне сможет очиститься от подозрений, и еще года три спокойной жизни ему гарантированы.
На «ведьминой горе» тоже не очень-то хотят скандала. По отстранению такой фигуры, как начальник Резидентуры Кассанданы, придется докладывать в Сенате. Это не шутки, и с них тоже есть кому спросить.
Детеринг тяжело вздохнул и попробовал кофе. Сахара было мало, однако сахарницы на столе не оказалось, так что Йорг только сморщился от досады.
— Ваша милость... вы отдаете себе отчет в том, что произойдет, если мы откажемся от работ по нашим находкам?
— Какая разница?! — взорвался Монсальво. — Ему это сейчас совершенно ни к чему. В плюсы не пойдет, а нервы потянет крепко, да еще и с непредсказуемым результатом!
— Лорд Густав, последствия могут завести нас так далеко, что мне и подумать страшно. Корварцы не оставят все как есть. Либо мы должны найти достойного покупателя на наш товар, либо... Мне не хочется об этом думать. Руми не принадлежит нам, мы владеем не то чтобы чужой... чужой вещью, это нечто гораздо большее. Вы же все понимаете сами, зачем я об этом говорю! И это я пока еще молчу о том, что находится на борту мертвого звездолета орнитоидов. Главное — там! Понимаете, о чем я?