Она нахмурилась, сдерживая слезы.
— Да, наверное.
— Ты нашла то, что искала?
— Отчасти. Мой Ориша должен быть сильно зол на меня за такое множество ошибок.
Она попыталась улыбнуться, но слезы душили ее, и улыбка вышла кривой.
— Ориша никогда не злится. Он охраняет и направляет. А теперь за тобой следит и Ошун, а ее медовой силе никто не смеет противиться.
Ольга вздохнула. Если бы все было так просто! Попасть под чью-то защиту и ни о чем не думать.
— Мне пора ехать, Онсумана. Спасибо за все. В моем сердце Африка навсегда будет связана с гриотами.
— Ты еще вернешься. Я знаю, — улыбнулся Онсумана. — Уж поверь мне.
Она встала и остановилась в нерешительности. Вспомнила.
— Было бы прекрасно вернуться.
Она нахмурилась, вспомнив, что так и не задала вопроса, который приготовила. Перед глазами стоял их первый визит и встреча с марабу. Она не раз вспоминала этот случай в последние дни. Неужели он тогда предсказал Ларе смерть? Она тогда так побледнела, услышав. Но вправе ли говорить марабу об этом человеку, не пытающемуся узнать свое будущее?
— Скажите, а может марабу увидеть, что двое людей перед ним связаны кровными узами?
— Если есть у него эта сила, то может.
На этот раз Онсумана не улыбался. Он смотрел на нее мягким светящимся взглядом, смотрел сквозь нее. Взял ее ладонь в свою руку.
— Лента из резины, однажды растянувшись, никогда не примет прежнюю форму.
Ольга подняла глаза.
— Да, Онсумана. Поэтому мне пора ехать.
Я — река. Мои воды не просто поят и кормят. Мои воды целебны и волшебны. Я лечу тех, кто отчаялся вылечиться. Я забираю болезни и открываю глаза тем, кто думал, что больше не увидит свет. Я впитала всю магию земли и растворила в себе. Я — эликсир. Я — само волшебство. Я даю людям самое главное — здоровье и плодородие. На этом держится вся их жизнь. Люди стремятся ко многим вещам, но, лишь только заболев, понимают, что есть самое ценное в их жизни. И тогда они начинают верить в волшебство медицины.
Вера моих черных собратьев в богов в белых халатах потрясла меня. Это было самым неожиданным открытием. Друзья по институту помогли сделать визу и даже купить паспорт одной из стран. Это было легко. На земле, которую я стала считать родной, все было возможно и все было невозможно. Я стала изучать новый для меня мир. Языки. Культуру. Традиции. Давалось легко. Я хотела стать одной из них. Хотела слиться с ними, ведь я — одна из них. Но так и не смогла. Это стало вторым сильным потрясением. Я все равно была чужой. Но теперь не из-за цвета кожи. Просто они чувствовали непонятными мне рецепторами, что я — не одна из них. Где же было мое место? Где я могла быть своей, родной, понятной? Черный континент не отверг меня, но все время давал понять, что все же я гостья. И ни язык, ни внешность не могли спасти положение. Да и сама я не могла принять их мировоззрение до конца. Годы, проведенные в совершенно другой обстановке, среди другой культуры, не могли не оказать влияния. Та, что вырастила меня, крепко вбила в мои незрелые мозги принципы, о которых здесь, на черной земле, никогда не слышали. Мне необходимо было защититься, придумать покрывало из историй, оправдывающих мою непохожесть. Так стали рождаться легенды. Одна за другой. И я сама уже в них верила. И даже свыклась с идеей исключительности среди народа, который считала единокровным. Пока не явилась та, что на самом деле была мне сестрой.
Как она появилась в моей жизни — было загадкой для меня. Незадолго до этого судьба послала мне знак в виде письма от людей моей прежней родины с просьбой откликнуться. Они искали меня от имени той, что меня родила. И даже прислали фотографии ее семьи. Это было странно. Она никогда не говорила мне об этом по телефону. Она никогда, ни разу не пригласила меня в гости. Никогда не предложила встретиться. Она была моей болью, обидой, гневом, она была моей раной, которая так и не зажила. Но я не хотела встреч. Не хотела назад, в прошлое. Не верила, что это хоть как-то поможет мне. Я приняла новую землю, новую культуру, новый народ. Я стала служить им по мере своих сил и знаний. Я больше не хотела иметь ничего общего с прошлым. Пока не явилась та, что была моей единоутробной сестрой.
На черной земле меня научили ценить кровные узы. Для черного человека нет ничего более святого. Я была наполовину черной. И я лишь наполовину могла с ними согласиться. Та, что была моей кровной сестрой, превратила мою жизнь в ад.