М.К. Им и не надо это описывать. Такой замечательный писатель, как Валентин Распутин, с его удивительной, страдающей совестью, огромной душой описал русскую жизнь в ее фундаментальных основах, а, значит, и перехватчики, атомные станции и машины не прямо, а косвенно, через русское мироощущение. То же — и Чингиз Айтматов в "Буранном полустанке". Кусочек пустыни, а видна вся Вселенная.
А.П. Есть история города, а есть история двигателя. Какова история 117-го?
М.К. Существовала объективная потребность улучшить двигатель. Существовал базовый двигатель, и его долгие годы не развивали. Не давали средств, дремала военная наука, в разрухе пребывала армия. Никто не хотел думать о войнах следующего поколения. И вот десять лет назад в группе конструкторов, сплотившихся вокруг Чепкина, появилась мысль создать новый двигатель. Уже не было Советской власти, все заводы были разворованы, ни о каком правительственном заказе никто не мечтал, но творческая потребность у людей оставалась. Был проведен глубокий технический, военный, стратегический анализ, и мы пришли к выводу, что рано или поздно такой двигатель будет востребован, если, конечно, страна намерена выжить. Импульс создания двигателя исходил не от государства, а из среды мотористов. Вообще, должен сказать, что мотористы в условиях хаоса и разрухи оказались весьма продвинутыми людьми, опередив многих авиаторов. Новые самолеты были никому не нужны, а значит, и двигатели к ним, но заводы должны были выживать. Вот мы и обратились к Газпрому, к энергетикам, нефтяникам со своими предложениями, и мы сделали новый для себя бизнес. Газоперекачивающие станции, энергетические установки, использование отработавших ресурс двигателей для производства тепла и электричества. Мы дали заказы нашим заводам, загрузили людей и мощности, позволили выжить отрасли. Спасли отрасль, и снова стали думать о двигателе нового поколения. Кто-то должен был отпустить на это деньги. Государству было наплевать. Нужно было в нашу затею "затащить" самолетчиков, военных, постепенно "затащить" и государство. Мы стали действовать поэтапно. Выбрали наиболее совершенный двигатель из имеющихся базовых, и решили кардинально улучшить его характеристики. Попутно мы собирали коллектив, налаживали кооперацию, подключали металлургов, автоматчиков, создавали производственные цепочки, закупали новое оборудование, брали в зарубежных банках кредиты, строили новые заводы. Базовая корпорация называлась "Сатурн", а это были кольца Сатурна.
А.П. Если я вас правильно понял, сначала возник замысел двигателя, а потом вокруг него создавалась ваша империя?
М.К. Именно так. Выяснилось, что на заводе, который построили 70 лет назад, современный агрегат не построишь. Сломали древние корпуса, возвели абсолютно новые, в которых могут работать станки на абсолютно иных физических принципах, обеспечивающие небывалую точность обработки. Нужны документация для двигателя, чертежи, расчеты. Пришлось создавать при заводе КБ, собирать коллектив конструкторов, оснащать современными компьютерами, суперкомпьютерами с небывалым быстродействием. Выясняется, что одного завода мало, нужна группа заводов. Нужны испытательные стенды. Нужен университет для специалистов нашего профиля. Нужны профильные ПТУ. Связи с иностранцами, хотя наша тематика военная, и я должен бежать от них, как черт от ладана. Ничего подобного. Я должен изучать иностранный опыт, потому что они ушли далеко вперед, пока мы разрушали собственную индустрию. И вот потянулись бесконечные цепочки, увеличивая сферу нашего замысла до того предела, когда кончаются возможности отдельных, пусть самых талантливых энтузиастов, и наступает черед государства.
А.П. Насколько я понимаю, в советское время было все иначе. Существовала могучая, развитая отрасль, и в нее государство спускало заказ. Этот заказ диктовался политическим решением, пониманием театров военных действий. Его формулировала военно-промышленная комиссия, Министерство обороны, и эта формулировка приходила в КБ и на завод. У вас же — прямая противоположность. Родился замысел двигателя, была создана производственная среда, и в этом виде вы вышли на государство. Какой же путь эффективнее? Вы же советский человек?
М.К. Изменился тип деятельности инженера, когда он сидел на отведенной ему делянке и только генерировал идеи в пределах жестко заданной темы. Это тебе истребители, это тебе бомбардировщики, это палубная авиация, это транспорты. А потом всё сломалось. И возникла свобода выбора. И в этой свободе — при том, что ресурсы были резко ограничены, индустрия разрушилась, государство устранилось, — мне как конструктору удалось сделать вдвое больше, чем за все советское время. Видимо, жестокие условия заставляют бороться за выживание. В этой борьбе, спасая голодные коллективы, мы строили у себя хлебные заводики, чтобы хлеб был дешевле. Мы раздавали рабочим талоны, чтобы они ели на производстве, а не экономили деньги на еде и не падали в голодные обмороки. А потом мы включились в бешеную работу, и за минимальные сроки создавали такое, что раньше и не снилось.