В итоге, что несколько иронично, все согласились не согласиться. Но перед тем, как узник продолжил рассказ, ветеран Караула Смерти нашел еще один предмет разногласий.
– Газкулл он, – прорычал Хендриксен, помахав пальцем Кусачу и получив в ответ неуверенное фырканье. – Ты говоришь «они», – пояснил Хендриксен, – но Газкулл «он».
– Но... они... он не мужчина? – сказал Кусач, его крупные брови сморщились в недоумении. Фалкс вмешалась до того, как начался очередной бурный спор.
– Мы через это проходили, Орм. У орков нет... репродуктивных органов и потому нет понимания о поле или гендере.
– Некоторые из нас понимают полигендер, – перебил Кусач, как всегда горя желанием продемонстрировать свою необычную осведомленность о людях. – Я считаю это... весьма забавным.
– Молчи, орк, – рявкнула Фалкс, желая поскорее вернуться к сути. – С этого момента, Газкулл он, имеет это смысл или нет.
– Как хотите, – сказал переводчик, походя изучив ржавые застежки на рукаве своей шинели, потом повернулся к гретчину, заговорив на их языке. – Смак-снотт-рунт. Мифф-баахк. Луг-уг-бохсс'гихтт, Газ'гк'улл ог-нар... «Бойз».
Тут гретчин разразился истеричным, хлюпающим визгом, вызвавшим у Кусача веселое фырканье, и который Фалкс приняла бы за начало какого-то психического припадка, если бы не знала, что это смех. Но переводчик знал, что отступлениями испытывает удачу, и после единственного взгляда на лицо Фалкс, поторопил существо помельче на языке, который был понятен им всем: сильным ударом по голове.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГАЗКУЛЛ УМИРАЕТ. НА КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ
Когда я впервые встретил Газкулла, он был мертв. Конечно, он был еще не совсем Газкуллом, как и я был не совсем собой. Но он точно был мертв. Какое-то время.
Он прибыл посреди ночи и лежал на столе дока Гротсника почти до самого рассвета. Это само по себе было почти чудом, потому что даже варбоссы – замечу, что обычно те, у которых заканчивались деньги – редко проводили на той плите больше часа так, чтобы или не починиться, или не перейти на неверную сторону «убей или вылечи». Вообще, в пивных хатах Ржавошипа ходили слухи, что Гротсник оставался в бизнесе и в целости, потому что ни одна из его хирургических ошибок не выжила, чтобы пожаловаться.
Этот пациент должен был умереть несколько раз. Ему это просто не нравилось. Обычно, смерть вообще не была большой проблемой. Но у него сложилось странное чувство, что он только начал, и ему хотелось остаться, чтобы узнать, что же он только начал.
Гротсник не пошел по простому пути. В разгар операции, голову пациента полностью разобрали на куски, как испорченную шуту, выложив все части на верстак, чтобы вывалить на них еще больше смазки. Он получил целую клетку сквигов для переливания, и, наверное, в нем не было и капли исходной крови.
Своего мозга у него тоже осталось немного. То, что ему оставила турель, скрепили скобами с мешаниной кусочков из грязного ведра, где Гротсник держал свои «отрезы», и от которого немного несло, поскольку оно не находилось в морозилке три дня. Но значимая часть исходного мозга удержалась и угрозами быстро заставила остальные слушаться.
Гротсник, конечно, ликовал. Такие сложные операции никогда не длились достаточно, чтобы приносить удовольствие, но эта стала чем-то особенным. По сути, настолько особенным, что док решил вытащить кое-что из набора, который ждал как раз такого дня и, наверное, стоило дороже всего, что находилось в той грязной медицинской палатке, вместе взятого.
Это был кусок металла. Вообще, очень, очень прочного металла. Если верить тому мусорщику, который притащил его доку, то это была пластина с задницы человеческого тирменатера, найденная в шбитом летательном аппарате, чей время-знавец в кабине говорил, что ему девять-много-много-много лет. Гротсник сообразил, что если металл – как грибной грог и становится лучше со временем, то это должен быть хорошо-отбитый-Горком кусок металла, так что док тут же пырнул мусорщика заточкой и убежал в ночь с таинственной пластиной.
А тут, наконец-то, находился пациент достаточно упрямый, чтобы соответствовать ей. И, по желанию Морка, пластина оказалась идеальной формы, чтобы удерживать думательное мясо. Так что после небольшой работы пилой и с помощью нескольких заклепок, ее нацепили, оставив, в довесок, место под бионический глаз. Что еще лучше, когда подсоединили последний зажим, пациент еще дышал – операция прошла успешно!