В самом деле, каких бы почти непостижимых существ ни встречала Фалкс в тенях меж звезд, для ее разума Астартес в чем-то оставались самыми чуждыми из всех, и их маска близости лишь добавляла им жуткости. Ей подумалось, что есть мрачный комизм в том, что ордос отвергало ее за связь с культурами чужаков, когда последние руки, укрывающие гаснущую свечу человечества, сами являлись чьими угодно, но только не людскими.
Между тем, Кусача заявление Хендриксена не беспокоило, и он казался более озабоченным своим желанием заполучить жирный кусок мяса в руках рунного жреца.
– Как пожелаешь, космический десантник, – произнес переводчик, не особо стараясь придать своим словам менее насмешливый тон, и Фалкс восприняла это, как призыв увести диалог в сторону от насилия.
– Так продолжай, орк, – сказала она. – Просвети нас, как же Газкулл пережил восемь стволов дакки, – от мерзкого ощущения, оставленного во рту ксеносским словом, женщина скривилась.
– Очень просто, – ответил Кусач, сложив губы трубочкой в резком радостном уханье, – потому что его вообще не задело! Он шел прямо к Дрегмеку – Макари говорит, он даже не бежал. И хотя улица вокруг была... умитожена, а многих и многих из зевак убило, на Газкулле не было и царапины.
– И ты говоришь, что никто из приспешников Дрегмека не вмешался, чтобы помочь? – спросила Кассия, чье воспитание постоянно заставляло ее рассматривать конфликт с точки зрения телохранителей и подручных.
– И показать Дрегмеку, что они не уверены в его способности убить безоружного сопляка? Ну уж нет, – поморщился Кусач.
– А когда Газкулл добрался до Дрегмека? – продолжила Кассия. Но перед ответом, Кусач повернулся к Макари и задал несколько кратких, значимых вопросов. Было много резких, яростных подражательных жестов, и порядочно шипения от грота, поправлявшего действия Кусача. Фалкс знала, что для орков драки – самая важная часть любой истории, и жестикуляция крайне важна для рассказа.
– Значит, началось так, – наконец заявил Кусач и подчеркнул конец предложения, вырвавшись из тени во внезапном порыве скорости. Орк был достаточно быстр, чтобы пересечь клетку до того, как Фалкс вообще осознала его движение, и, учитывая, что она отказывалась от нейро-аугментаций свыше базовых инфо-визуализационных имплантов, если бы орк намеревался ее убить, помешать ему могли бы только рефлексы Хендриксена. Но старый шаман оставался неподвижен. Он явно оценил и отверг угрозу до того, как глаза Фалкс смогли оповестить ее мозг о скорой смерти. Кусач, конечно, просто изображал первый удар Дрегмека, обрушившийся на Газкулла. Но Фалкс не могла избавиться от убеждения, что это также было проверкой ее бдительности.
Как команда «Исполнителя» узнала из воспроизведения Кусачом каждого удара, драка была крайне долгой и крайне односторонней. Газкулл не остался без травм, но гигантская броня Дрегмека стесняла его движения, и разница в скорости свела его непрестанный поток ударов до рассеянных тычков и царапания. В то же время Газкулл был методичен, терпеливо выжидая возможности содрать кусок доспехов и затем начать работать с плотью под ними.
Появлявшиеся раны были серьезными. В конце концов, орки были столь чудовищно живучими, что окончательно убить их можно только артиллерией и ручным огнестрельным оружием большого калибра, а в рукопашной их нужно разодрать на куски. Занятие это было медленное и жуткое, и история о схватке между Газкуллом и Дрегмеком была суровым примером того, как яростно орк может сражаться, несмотря на возрастающие повреждения тела.
К тому моменту, когда драка переросла в то, что можно честно описать только, как избиение, Дрегмека было не узнать. Лишенный глаз, ушей и пальцев, он не мог даже укусить Газкулла, поскольку его челюсть болталась на куске жил. Оставшаяся громада его необычной брони служила искалеченному вождю лишь помехой, а его убийца не медлил ни секунды.
Впрочем, если бы Фалкс не понимала слов Кусача, то подумала бы, что он пересказывает комедию. Вся его привычная странная сдержанность испарилась в трепете повествования, и он постоянно прерывался в припадках дикого, задыхающегося смеха, все время скалясь на Фалкс, будто она вдруг поймет шутку. Макари тоже хихикал, но женщина заметила, что Кусач больше наслаждается исполнением ударов, а гретчин – их результатом.
Они смеялись, рявкали и ревели, а изображаемые переводчиком атаки становились все яростней и яростней, обрушиваясь на переборки и решетки, со скоростью и силой, наблюдать которые было жутко. И конечно, свита Дрегмека, стоявшая вокруг дерущихся, была бы охвачена тем же трепетом. По словам Кусача, они болели за Газкулла, и даже начали мутузить друг друга, когда уже не могли сдерживать возбуждение. Они действовали не из вероломства по отношению к Дрегмеку, а скорее из верности более великой цели – хорошей драке.