Думаю, вы бы сказали будущее, хотя у орков нет такого слова. Как нет слова прошлое. Они называют это сгрызено-сейчас. Вот с этим разбирался Газкулл.
И да, это был удар головой. Но какой! Мозги Дрегмека взлетели в воздух, будто в голову попал пушечный снаряд, но не этим удар был особенный. А молнией.
Она ударила в шип, в честь которого был назван лагерь, поднимавшийся из земли в нескольких сотнях длин клыка от того места, где проходила схватка. Разряд коснулся старого металла в тот же самый момент, когда череп Дрекмека ввалился, потому удар Газкулла будто произвел звук грома. И в отличие от обычной молнии…
ОНА БЫЛА ЗЕЛЕНОЙ.
Каждый орк в лагере смотрел на шип, так что никто не видел, как осколки головы Дрегмека посыпались на улицу. Злобные маленькие завитки электричества ползали по всему ржавому шпилю, будто не могли одновременно войти в землю, и в воздухе воняло так, будто кто-то включил какой-то громадный механизм.
Я не смотрел. Я глядел на Гротсника, и оказалось, что тот тоже не смотрит. Потому что он таращился на Газкулла. А Газкулл сверху вниз смотрел на Дрегмека – или, по крайней мере, его голова был повернута в ту сторону, пока сам он смотрел на что-то, чего не мог видеть никто другой.
А вот Гротсник... ну. Его лицо больше не было безразличным. Это точно. Не могу сказать, о чем именно он думал. Но я бы не выжил у него так долго, не зная, с каким видом он планирует что-то мерзкое. И у него был именно этот вид, выразительнее, чем я когда-либо наблюдал.
Гротсник хотел осмотреть Газкулла, когда схватка закончилась. И док, как вы, наверное, догадались, был из тех, кто смотрит руками. По правде, когда он крался к боссу, то уже держал в когтях скальпель и нацепил свои делающие-все-больше-очечи. Но Газкулл просто посмотрел на руку Гротсника, когда та потянулась к нему, и казалось, будто его глаз – захватный луч, опустивший лапу дока в бок. Газкулл многое мог сказать этим взглядом, и сказанное им было ясно, как белый день: он, может, и работа Гротсника, но если док когда-нибудь перепутает его со своим питомцем, то тут же превратится в фарш.
Кроме того, времени на докторение не было. Управление Ржавошипом требовало много работы, и Газкулл нуждался в ком-то, кто бы выполнял ее, пока он обдумывает свой следующий ход. Далеко смотреть не надо было. Бывший подчиненный Дрегмека – большой, тощий орк, с которым Пророк говорил прямо перед тем, как убить вождя Смерточерепов – теперь был по факту боссом всего клана, и стоял прямо там, смотря на размазанного предшественника. Его звали Пули – или Находит-Пули-Которые-Не-Терял, из-за своей удачи. И я думаю, это ему подходило, поскольку ему только что передали ключи от Ржавошипа.
Конечно, Газкулл сначала предложил ему подраться. Это то, что надо делать, когда убиваешь чьего-то босса. Манеры, да? И Пули хорошенько об этом подумал. Но при всей работе, что Горк вложил в его плечи, Морк, кажется, и над головой его потрудился.
– Мне хотелось бы, – сказал он с таким видом, будто его лицо боролось само с собой. Понятно было, что он не врет. – Мне действительно хотелось бы. Но... я думаю... если служить тебе, то будут драки крупнее. Да?
– Да, – ответил Газкулл.
Лицо Пуль снова скривилось, пока он думал, а потом орк кивнул. Повернувшись и накрутив обороты цепной чоппы, пока из нее не пошел дым, он заревел, чтобы вся улица услышала, что Газкулл управляет Ржавошипом, как и кланом Смерточерепов – и если у кого-то с этим есть проблемы, то могут разобраться с ним.
Тут где-то треть собравшихся на улице побежала к нему, потому что одна часть хотела поучаствовать в большом деле, а другая – потому что была настолько взвинчена убийством Дрегмека. Но с Пулями была толпа крутых больших паганцев, и Газкулл пошел прочь, уверенный, что цепь командования выстоит. И клянусь, уходя от этой драки, он был на целую длину клыка выше, чем когда покидал палатку Гротсника.
В последующие дни, Пули был занят тем, что Газкулл хотел сделать с Ржавошипом, а Пророк – раздумьями. Он стоял на балконе третьего этажа своего форта босса. Это был старый измотанный космический корабль, выпотрошенный и превращенный в скотобойню, который он забрал, потому что на нем все еще оставалась большая часть бронирования. Газкулл смотрел вниз на главный проезд лагеря и думал.
Иногда у него начинала болеть голова, тогда он слегка морщился, а потом бил сбоку по черепной пластине, чтобы прогнать спазм. Но после этого только еще сильнее задумывался. Что до меня? Я стоял рядом с ним все шесть дней, пока лагерь преображался, и молчал. Я просто держал знамя, как было велено.