Это не было ее выбором. Женщина даже не была уверена, что у нее был выбор. Но каким бы захватывающей ни являлся рассказ Макари, эти остатки правдоподобия были... нелепыми. Оно требовало проверки. И кроме того, ей уже некоторое время становилось все более неуютно от ощущения, что с допрашивающими играют. Баланс сил нужно было пересмотреть, а Хендриксен был опытным «уравнителем» на игровых полях. Какой толк от волка, если не давать ему срываться с цепи?
– Вперед, – тихо сказала она, даже не посмотрев в сторону рунного жреца, и жестокость прорвалась.
Он двигался, будто потревоженный ветром снег: застывший в одно мгновение, а в следующее – скользящий по земле, как если бы перенесенный какой-то неостановимой силой. А когда взгляд Фалкс упал на него, волк уже держал Макари, под которым болтались стул, цепи и прочее, за горло, подняв того на девять футов в воздух. А болт-пистолет, все еще заряженный экспансивным патроном, Хендриксен держал в свободной руке.
Конечности грота вытянулись под весом стали. Связки, казалось, сейчас лопнут от напряжения, а глаза существа выпучились над склизкой кожей его лица. Расписанный рунами кулак Хендриксена сомкнулся на его тощей шее, и выглядело так, будто одно малейшее нажатие раздавит позвоночник грота в фарш. Но лицо его было спокойно. Фалкс недооценила старого волка – он совсем не потерял голову.
– Так что случится, – поинтересовался Хендриксен, махнув пистолетом, – если я тебя сейчас убью?
Макари выдавил из себе дрожащий хрип.
– Говорит, что он тогда умрет, – сказал Кусач, во время происходящего безразлично прислонившийся к переборке.
– А потом?
– А потом, полагаю, вам придется убираться.
Хендриксен опрокинул узника на пол вместе со стулом и всем остальным, как только что осушенный рог с элем, и в путанице стали и зеленой плоти хрустнули кости. Потом он повернулся к Кусачу.
– Ты любишь игры, так ведь, орк? – сказал Хендриксен, пройдя через камеру и нависнув над наемником в дрянном кожаном пальто. Но Кусач, с выражением полного комфорта, не изменил позу, даже когда лицо рунного жреца оказалось в нескольких дюймах от его.
– Я полагаю, ты думаешь, что тебе здесь гарантирована безопасность? Гость в наших палатах.
– Совсем нет, – сказал Кусач. – Но это не проблема. Вы же, в конце концов, знаете, что мой род верит в... ременканрацию. Но ты совершишь глупость, убив меня, поскольку я вам еще не лгал.
– В самом деле? – все также холодно и тихо произнес Хендриксен, указав на тело на полу позади себя, шипящее от боли. – И ты хочешь, чтобы мы поверили в историю пленника, рассказывающего о событиях, при которых не присутствовал, а потом описывающего собственную смерть? Я знаю, ты считаешь себя умным, офицер грамотейности. Но эту подделку сварганили плохо. И это говорит о том, что мозгов у тебя, как у животного.
– Не знаю, что тут так сложно понять, – возразил, кажется, искренне озадаченный Кусач. – Грот со шрамом от ожога мертв, Макари жив. И у него еще осталась большая часть истории.
– А что с другой меткой? – спросила с оценивающим спокойствием Кассия, и Кусач принял еще более недоуменный вид. – Ожог, в форме руки Газкулла.
– А, – ответил орк. – Он... появляется и пропадает. Вроде... что это за штука, когда у ваших светых без повода идет кровь?
– Стигмата? – предположила Кассия.
– Да. Шрам от ожога был у умершего грота. А отпечаток руки – у Макари. Он особенный.
– Точно... – пробормотала Кассия, неуверенная, куда двигаться дальше.
Однако в этот миг перед взором Фалкс мягко мелькнуло оповещение. Стражи корабельной тюрьмы доложили, что груз из вивария, наконец-то, прибыл. Пробормотав почти неискренние благодарности Трону, Фалкс подавила дрожь от мысли о содержимом груза и прочистила горло.
– К счастью для нас, мы можем уладить этот вопрос не обращаясь к дальнейшим... дебатам, поскольку прибыл Виночерпий Ксоталь.
Во тьме тюремного коридора раздался приглушенный грохот колес, а потом появился тусклый свет, двигавшийся к ним мимо укрепленных вдоль прохода клеток. Свет исходил от головного фонаря транспортировочного сервитора, ковылявшего позади низкой тяжелой тележки. При приближении перевозочного средства в тусклом мерцании фонаря по обе стороны от него появлялись жуткие лица. Длинные хищные пальцы протискивались меж прутьев клеток, потом снова погружались во тьму, когда тележка проезжала дальше. Что-то шипело в мучительном ожидании. Многие ужасы здесь наблюдали визиты Ксоталя до того и знали, что произойдет.