Факлс уже много раз задумывалась, почему продолжала давать твари приют. Питаясь содержимым корабельной тюрьмы инквизитора, он галопом пролетал морфологии, тело его от одной декады до другой становилось едва ли узнаваемым – и у него несколько помутился рассудок. Когда-нибудь ей придется положить этому конец. Но сейчас Виночерпий являлся крайне ценным ресурсом.
– Ну, вы слышали Виночерпия, – сказал Хендриксен Кусачу и предполагаемому Макари, со взмахом руки расчехлив свой боевой нож. – Он голоден, так что давайте предоставим ему лучший кусочек, – старого волка Ксоталь, казалось, никогда не беспокоил, и он будто даже находил некое удовольствие в присутствии круута. Но его наслаждение омрачилось осознанием того, что оба оркоида столь же безразличны в бывшему формователю, как он сам.
Предполагаемый Макари оскалился с пола, когда Хендриксен двинулся вперед, держа нож. Но потянувшись, чтобы сделать надрез, рунный жрец помедлил и задумчиво погладил бороду.
– Вообще, орк, думаю, я передам честь сделать это тебе, – сказал он и с жестокой улыбкой бросил нож переводчику. На многих кораблях Ордо Ксенос давать оружие в руки непривязанному пленному орку сочли бы, по меньшей мере, плохой практикой. Но, по разумению Фалкс, это не был обычный корабль Ордо Ксенос.
– Если угодно, – ответил Кусач, поймав нож за лезвие одной рукой и сохраняя при этом зрительный контакт со старым волком.
– Отрежь плоть, где появлялся отпечаток руки, – приказал Хендриксен, – и не нежничай.
– И не собирался, – холодно, как клинок в его руке, сказал Кусач и подошел к Макари. – А теперь я тебя порежу, – сказал орк гроту, а тот только пожал плечами.
Узник громко вопил, пока Кровавый Топор вырезал грубый круг по отпечатку руки Газкулла. Но он не сопротивлялся и не пытался отстраниться от клинка. Фалкс поняла, что это подтверждение естественного порядка, который пленник находил столь духовно удовлетворительным - всего лишь орк делает больно гроту.
Закончив резать, Кусач бесцеремонно сложил плоть без метки в ладонь Хендриксена с влажным шлепком и вернул ему нож. Один раз кивнув, псайкер с выражением отвращения бросил кусок в бак Ксоталя и вытер руки о штаны корабельной формы, когда вода взметнулась с жадным плеском.
– Вот, мерзкая тварь. Приятного аппетита.
Гений-круут остервенело схватил кусок кожи и мяса, двигая челюстями, чтобы выровнять его, и затем проглотил, экзальтированно закатив глаза.
~Простое блюдо
~Но какие оттенки!
~Необычно...
Допрашивающие были более чем рады игнорировать тварь, пока та наслаждалась мясом, и в клетке сгустилась неловкая тишина, пока Ксоталь клацал безгубыми челюстями в воде. Хендриксен начал ходить туда-сюда, чем по привычке занимался, когда больше делать было нечего.
Если отсутствующий теперь шрам действительно окажется меткой Газкулла – а Виночерпий узнает, так ли это – возможных выводов было множество. И все они тревожили. Фалкс, конечно, привыкла к неизвестному, поскольку это было делом ее жизни. Но она предпочитала, чтобы неизвестное сводилось к вопросу о щупальцах и когтях. Когда оно становилось физическим. Какими бы странными и жестокими ни были чужеродные формы жизни, в итоге, плоть была неизменно понятной.
Когда же ее долг ставил вопросы о духовном, ей становилось крайне некомфортно. Отнекиваться от истины все еще целиком и полностью противоречило убеждениям Фалкс, и, если метка окажется подлинной, она все равно продолжит. Но с осторожностью: существо, в данный момент переваривавшее свой корм в баке позади нее, было хорошим напоминанием том, куда может завести непомерное любопытство.
Существо, к которому Кусач в данный момент, весьма неосторожно, склонил голову, заинтриговано подняв тяжелые брови.
– Ваша рыба, – сказал орк. – Что-то она неважно выглядит.
Охваченная паранойей Фалкс почти ожидала уловки. Но когда Хендриксен поднял глаза, перестав хмурится на собственные ноги, и женщина увидела в его бледно-голубых глазах вспышку потрясения, она развернулась к баку.
Воду целиком забила груда искривленных зеленых грибов. По виду зарослей, они все расходились от уплотнения в центре бака и заполнили контейнер до краев почти мгновенно. Несколько ошметков бежевой плоти, различимых среди гущи, объяснили все остальное. Ксоталь принял мучительную тихую смерть, а Кусач и покалеченный узник все это время наблюдали, ожидая, когда все кончится, прежде чем сказать об этом.