Все инстинкты Фалкс кричали ей бежать к безопасности приближающихся отрядов Милитарум и передать охрану узника лейтенанту при первой же возможности. Но она заставила себя утвердить каждый приказ о развертывании Милитарум и даже не подумала поговорить с Гарамондом. По ее подозрениям, что бы ни произошло дальше, так или иначе, жалобам придет конец, а служащие мостика его как-то задержат до того момента.
Выдохнув, Фалкс полностью отключила инфо-визуализатор, встала на скрипящие колени и сложила руки, смотря Макари прямо в глаза. Грот на стуле для допросов был неподвижен и молчалив, и в кои-то веки не ухмылялся. Это побитое, бугристое лицо излучало то же злорадство, что и всегда, но почему-то сейчас казалось более спокойным. Маску дурачащегося, злобного обманщика сбросили, и под ней оказался злокозненный посланник древней и во всех отношениях опасной силы. Теперь стул для допроса приобрел тусклые черты трона.
«И тем не менее, я все еще управляю ситуацией», – вновь подумала Фалкс, будто повторение могло укрепить уверенность. К ее удивлению, это сработало. Фалкс контролировала ситуацию. Она была жива, «Исполнитель» оставался под ее управлением, и Макари все еще содержался в клетке. Более того, она только что побывала в разуме одного из величайших врагов человечества и вернулась лишь с носовым кровотечением. На сей раз Фалкс избавила себя от привычного стремления к новым горизонтам, и впервые отметила, в какое внушительное создание превратила себя.
Она всегда боролась со своим предназначением, как инквизитора Ордо Ксенос. По факту, со своим предназначением, как человека, во вселенной, где подобное положение давало так мало поводов для надежды. В молодости эта борьба затянула ее в глубины отчаяния. И встретив на самом дне Хендриксена, она провела оставшуюся жизнь пытаясь вновь найти поверхность.
Но теперь, лицом к лицу с этим небольшим злобным сгустком опасности, она, наконец, нашла свой долг. Делала ли она это ради трупа на Троне или лишь для себя, она встретится с грядущей тьмой с широко раскрытыми глазами. Истина или убьет ее, или сделает сильнее, но в любом случае она больше не позволит себе быть обремененной страхом.
Фалкс фыркнула со смесью облегчения и удивления от этой мысли. «Возможно, в разуме Газкулла я оставила частичку себя, – размышляла она. – Или, может, забрала с собой частицу Газкулла». Криптман всегда предупреждал ее: если она будет слишком долго смотреть в бездну, та посмотрит в ответ. Может, он всегда был прав, и ошибалась Фалкс, толкуя его слова лишь как предупреждение.
Она чувствовала, что настало время еще раз заглянуть в бездну.
– Ну же, Макари, – польстила она со свободной улыбкой, создавать которую ее лицо уже почти разучилось. – Это было весьма интересно, но ты скрываешь действительно примечательные вещи. Ты расскажешь мне, как Газкулл вернулся к жизни.
– А то что? – прошипел грот, наклонившись вперед так, что его сломанный нос оказался всего в ладони от ее лица.
– А ты проверь, – ответила Фалкс с жалящей, будто кислота, слащавостью, приблизившись на ширину пальца.
– Ладно, – наконец, произнес Макари. И немного, почти незаметно для Фалкс, опустив плечи, начал говорить.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
РОЖДЕНИЕ ГАЗКУЛЛА
Что-то коснулось моего плеча. Может, рука?
Но учитывая, что меня окружали орки, толкающиеся друг с другом и кричащие, это не было удивительно. Странно было то, как она ужалила в месте касания, и у меня возникло странное чувство – это что-то значит. Но я отшатнулся прежде, чем успел осознать, что именно.
Я пытался вспомнить, по какому поручению меня послали, и кто убьет меня, если я его не выполню, когда где-то в толпе раздался громкий мясной треск, и начал голосить орк.
– Это не работает! От этого ничего не происходит! Я называю имя, но они просто смотрят на меня, как обычные зогганые гроты!
– Продолжай, – крикнул другой орк. Из-за дергающихся тел я не видел ничего за пределами десятка длин клыка во все стороны. Но лишь по запаху знал, что в неособо большом пространстве собралась дюжина, а может больше, орков. Вновь раздался громкий треск, и я услышал то, что, как был абсолютно уверен, являлось моим именем, хотя я никогда его раньше не слышал.